Квантовый возраст - [21]
Строгие порядки в гимназии пугали родителей Юры не меньше, чем его антипатия к древним языкам. В отличие от дисциплинированных старших братьев Юра, веселый и задорный, практически неуправляемый, был готов на любую шалость. В последнее свое вольное лето перед поступлением в училище Юра сыграл шутку, которую отец долго ставил ему в укор.
Юра и его товарищи были страшно увлечены коллекционированием марок. И торговец марками в Мыльниковом переулке был для них кумиром и крезом. Чего только у него не было: и старые английские марки, и самые новые марки Северного Борнео. То, что они там видели, казалось им самым драгоценным, что только может быть на свете.
Собирание марок на том этапе кончилось для Юры печально — марки собирать ему запретил отец. Дело в том, что однажды, увидев у того же торговца марками конверт с адресом конторы Кука в Каире и замечательными марками на нем, Юра списал адрес конторы и написал туда письмо от имени своего отца. Он писал о том, что богатый русский негоциант хочет совершить путешествие из Каира в Хартум, а оттуда на верблюдах в Джибути (отец с матерью, кстати, только что вернулись из путешествия по Италии). В конторе Кука в Каире этому письму, очевидно, обрадовались, потому что ответ пришел по тем временам очень быстро, и Борис Ефимович получил неожиданное письмо из Каира в фирменном конверте конторы Кука с экзотическими марками. Из конторы писали, что они очень рады появлению такого богатого и знатного клиента и что все будет, конечно, обеспечено. Что касается верблюдов, то пусть это не волнует господина Румера, верблюды уже заказаны.
В училище Юра был первым учеником. Он получал все грамоты, какие только можно было получать. Ему прощались даже шалости. За все время учебы он был наказан серьезно (неделя ареста) только один раз, и то за капитальный проступок.
Шел 1913 год. Насыщенный событиями год. Стачки стали привычным делом. Царь праздновал трехсотлетие Дома Романовых. На уроках истории шла хвала царю и всей династии.
На одном из уроков истории Юра и отличился. У Алисы Блекер и онкеля Фердинанда жил попугай, которым они страшно гордились. Попугай был очень большой и каких-то особых кровей, и перья у него были приглажены не так, как у других попугаев. Говорить он мог только две вещи: «Вив ля републик!» и «Вив ля революсьон!» И Блекеры с гордостью говорили, что попугай очень старый, что он пережил французскую революцию, только вот какую, 48-го года или Великую, они точно не знают. Так вот, этого попугая Юра тайком притащил на урок истории и дал ему высказаться. Наказание Юра нес не один. Все мальчики в классе, которые аплодировали попугаю и с восторгом повторяли его слова, тоже неделю отсидели.
Вскоре события развернулись с такой головокружительной быстротой, что мальчики, еще не вышедшие из беззаботного детства, разом повзрослели.
27 июля 1914 г. царское правительство объявило всеобщую мобилизацию, 1 августа Германия объявила войну России и Россия вступила в войну.
Много лет спустя, когда Гитлер придет к власти и над Европой снова нависнет страшная угроза, Осип Борисович скажет: «Напрасно люди думали, что первая мировая война началась, продолжалась и кончилась. Человечество еще заплатит за то, что допустило себя к такой войне». А в августе 14-го, когда из прифронтовой полосы хлынуло огромное количество беженцев, в жизни Космодемьянского переулка ничего особенно не изменилось. Ни русские, ни немцы не понимали тогда, что речь идет о чем-то очень серьезном, что в корне изменит ту хорошую и теплую жизнь, которую все они там вели. Когда в первые дни войны к Румерам пришла по обыкновению ирландка проводить с Юрой урок английского языка, Анна Юрьевна удивилась: «Помилуйте, война ведь сейчас, не стоит проводить уроки. Вот через месяц-другой она кончится, тогда и продолжим». Но война оказалась суровее, чем думали.
Алиса Блекер, гостившая в то лето у своей старшей сестры Марии близ нынешней Паланги, сравнительно легко, несмотря на свой немецкий паспорт, добралась до Москвы и сразу пришла к Румерам. Анна Юрьевна, поцеловав ее, как всегда, сказала: «Алиса, милая, погляди, что твои немцы наделали!» — «Ужас, — сказала тогда Алиса, — кто бы мог от немцев этого ожидать!».
Москву охватил патриотический угар. Устраивались торжественные молебны «о здравии государя императора», организовывались шествия с портретами царя, иконами и хоругвями. Начались немецкие погромы.
Юрий Борисович вспоминает, как они с товарищами ходили смотреть на необычайные эти зрелища. На Петровке был магазин Мюллера «Рояли». Он торговал различными музыкальными инструментами, но самыми главными были концертные рояли. И вот эти концертные рояли выволакивали и бросали на тротуар. Но разбить их было очень трудно, и тогда погромщики давали подержать детворе факелы и портреты царя и всем скопом наваливались на рояли, рвали сапогами струны, разбивали толстыми ножками роялей витрину магазина, люстры, все, что придется, и разбрасывали по улице клавиши, покрытые тонкой слоновой костью.
