Квантово-мистическая картина мира. Структура реальности и путь человека - [67]

Не следует думать, что выбор души попасть в «плотный» мир всегда осознан или обусловлен исключительно «высшими» соображениями. Абсолютное большинство «душ» попадает сюда просто потому, что их что-то привлекает в этом мире, привлекает его яркость и энергия, притягивают какие-то ситуации. Иначе говоря, они попадают в наш мир потому, что подвержены Карме.

Однако не следует считать, что мы пришли сюда только для того, чтобы отрабатывать карму или чему-то учиться, и будем пожинать плоды этой учебы когда-то потом, на «небесах». Мы пришли свободными, пришли, чтобы играть, творить, любить, заниматься тем, чем нам заниматься хочется, и создавать реальность по своему усмотрению. Если кто-то забывает о своей Свободе — это его право. И в этом тоже Свобода. Она даже в том, что можно сколько угодно ходить кругами по тюремному двору, не замечая, что никакого забора вокруг нет и не было.

На прощание мне хочется привести сутру о Малункье[155].

Сутра о Малункье

Так я слышал. Однажды Благословенный (Будда) находился в роще Джеты — в монастыре Анатхапиндики. И вот сыну Малункьи, находившемуся в уединении, в сосредоточении, пришла в голову такая мысль:

«Есть вопросы из области мнений, которые Благословенный оставил без ответа, не разъяснил, отклонил: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и тоже душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата[156] после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует. На всё это Благословенный не отвечал. И не нравится это мне, не устраивает это меня, что Благословенный не отвечает на эти вопросы. Пойду-ка я к Благословенному и спрошу об этом. Если Бхагаван ответит мне на них, то буду я учиться у Благословенного брахманскому житию. А если не ответит, то оставлю ученичество и вернусь к худшему».

И вот к вечеру достопочтенный сын Малункьи вышел из сосредоточения, пришел к Благословенному, приветствовал и сел возле. И сидя возле Благословенного, достопочтенный сын Малункьи рассказал ему, о чём думал в уединении. «Если Благословенный знает ответы на эти вопросы, то пусть он их мне скажет. А если не знает, то что же? Для того, кто не знает, лучше будет и говорить прямо: не знаю, мол, не вижу».

«А говорил я разве тебе, сын Малункьи: пошли, мол, сын Малункьи, учись у меня брахманскому житию, а я тебе объясню: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует».

«Не было этого, почтенный».

«Или, может, ты мне говорил: я, почтенный, стану учиться у Благословенного брахманскому житию, а Благословенный мне объяснит: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует».

«Не было, почтенный».

«Итак, ты согласен, сын Малункьи, что ни я тебе не говорил об этом, ни ты мне не говорил об этом. А если так, никчемный ты человек, с чего ты вздумал оставлять ученичество?

Представь, сын Малункьи, что кто-то скажет: „До тех пор не стану учиться у Благословенного брахманскому житию, покуда Благословенный не объяснит мне: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует“. Не успеет Татхагата объяснить ему это, как человек этот умрет.

Представь, сын Малункьи, что человека ранило пропитанной ядом стрелой и друзья-знакомые, кровные родственники привели к нему врача, хирурга. А человек этот скажет: „Не дам я до тех пор вынуть эту стрелу, пока не узнаю, что за человек меня ранил: кшатрий ли он, брахман ли, вайшья ли, шудра ли; пока не узнаю как его имя, кто он родом, пока не узнаю, чернокожий ли он, смуглокожий ли или с кожей золотистого цвета; пока не узнаю, из какого меня ранили лука — простого или самострела; пока не узнаю, что за тетива на луке — из дерева ли арка, тростниковая ли, пеньковая ли, жильная ли, из молочайного ли дерева; пока не узнаю, какое у стрелы древко — вставное или накладное; пока не узнаю, что за оперение у стрелы — из перьев ли коршуна, или цапли, или сокола, или павлина, или мягкоклювой птицы; пока не узнаю, какой жилой оно примотано — воловьей ли, буйволиной ли, оленьей ли, обезьяньей ли; пока не узнаю, что за наконечник — игольный ли, бритвенный ли, расплющенный ли, каленный ли, „телячий зуб“ ли, „олеандровый лист“ ли“. Не успеет человек всё это узнать, как умрет он.

Вот так же, сын Малункьи, и с этими вопросами: не успеет Татхагата всё это объяснить, как человек умрет.

Какое бы мнение ни было, сын Малункьи: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует, а брахманское житие остается. Какое бы мнение ни было, сын Малункьи: вечен мир или не вечен; имеет мир границу или не имеет; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа — другое; существует ли Татхагата после смерти или не существует; или ни существует, ни не существует — есть рождение, есть старость, есть смерть, есть печаль, стенания, боль, уныние, отчаяние, и их уничтожение, очевидное уже в этой жизни, я и указую.