Квадратное колесо Фортуны - [30]

Но Бог снова послал. Приехал я на один завод. Надо разгружаться, а приёмщика нет. Пошел искать. Здесь — был, да ушел, тут — был, да ушел. Добрался я до столярного цеха. Перед цехом свалка местная. Гляжу, из кучи опилок край доски торчит. Потянул. Доска сороковка метра три. Конец расщеплен, видно трактор проехал по ней. Обрезать— отличная доска. Пока тащил, другая показалась и такая же. Ещё брус нашел метра два с концом подгнившим. Зашел в столярку и спрашиваю начальника: «Был такой-то?» «Нет». Про доски спросил: «Ежели на выброс, то можно возьму?» «А тебе зачем?» «Кузов подчинить хочу, а то ваши грузы весь расколошматили». «Бери». Вернулся к машине, а там уже приёмщик прыгает. Разгрузился, закинул доски и брус в кузов и поехал на базу. Еду и радуюсь: вот оно! Мне раньше-то ни к чему было. Приехал, разгрузился и домой, а теперь как приеду, так на территорию. Господи, чего же там только на свалках не валяется! И доски, и кирпич битый, и шифер ломаный, и по пол ящика гвоздей поржавевших. Всего не перечислить. Однажды, вот умора, — распаленный воспоминаниями, Кузьмич подобрел и заулыбался, — пожарную помпу на свалке нашел, а на ней год отлит на станине «1903». Старше меня, значит. Сломанная, конечно, но мне её отдали. Так я починил и качает теперь. Вон во дворе стоит. Разгрёб я себе место на задах базы и стал там свою добычу складывать. Ребятам наказал, чтоб не трогали, так они мне со своих ездок подкидывать стали. Однажды один сказал, что столбы телеграфные заменяют вдоль дороги, так он договорился, что я старые за бутылку заберу. Я поехал, глянул, мать чесна! Если гниль сверху-снизу срезать, то и венцы у избушки поменять можно. Договорился я с начальником, что на выходной буду машину брать. Уважал он меня сильно, что фронтовик и не пью, и разрешил. Стал я в субботу после работы загружать свою недельную добычу и в избушку отвозить. А тут Бог опять послал: перевели нас для пробы на пятидневку. Вот мне радость-то! Я теперь по два дня стал в избушке проводить. Короче, года за три привёл я свою избушку в божеский вид. А что света в ней нет, так он мне и не нужен, и керосинки хватает вполне.

Кузьмич окинул нас гордым взглядом и выпил, как бы подняв тост за самого себя.

Этот рассказ про избушку обещал быть бесконечным и Витька направил Кузьмича в нужное русло:

— А художественный фонд причём, Трифон Кузьмич?

Кузьмич вмиг посуровел и его глаза снова налились кровью:

— А мы и подошли к главному. Приезжаю я в избушку, в начале мая это было, а на крыльце рыбачок сидит. «Вы хозяин? Пустите на ночь, а то приехал в Дом рыбака, а там все места заняты. Ночь ещё прохладная, а мне бы до зорьки перекантоваться». У нас тут в трёх километрах Дом рыбака, — пояснил Кузьмич. «Заходи, говорю, только у меня спать негде». «Я, говорит, спать не буду, просто в тепле посижу». Ладно. Достал он бутылочку, колбаски, я картошки наварил, огурчиков достал, капустки. Сидим беседуем. Стало светать. Он и пошел рыбалить, а я его до калитки провожать. Он вдруг и говорит:

— А ленив всё-таки русский мужик. Будет по золоту ходить, но не наклонится, чтоб поднять.

Я обиделся жутко:

— Что ж ты, — говорю, — сукин сын, меня обижаешь?

А он:

— Ты на правду не обижайся, а мозгами лучше раскинь. Участок у тебя в роскошном месте. Поставить домик, сбить две-три лодочки, завести клиентуру постоянную и конкурировать с Домом рыбака. Миллионщиком стать можно, а тебе вон яму вонючую разгрести и то лень.

Сказал и ушел, а мне сказанное в душу запало. Прав, думаю, сукин сын, вот бы здорово было! И снова, как с избушкой, что в голову втемяшилось…

Кузьмич неопределённо крутанул пальцами у виска.

— Засели во мне его слова, как заноза. Думаю над ними, думаю, а всё не срастается. Это ж ведь не избушку отремонтировать, тут заново дом ставить. Тут палочками со свалок не обойдёшься. Езжу и размышляю, ни о чем больше думать не могу. Натура проклятая. В следующие выходные решил я яму-то почистить. Прикатил, значит, помпу свою и стал качать. Воду выкачал, а вся яма забита головешками, железом покорёженным, ещё чем-то. Сил разбирать уже нет — все на качалку израсходовал. Во вторник, кажись, еду порожняком. Смотрю, три самосвала с землёй стоят у обочины, ремонтируются. Остановился, интересуюсь. Шланг лопнул у одного. «Нет ли?», спрашивают. Дал, выручил. «Чего возите?» Говорят: «Землю из котлована на полигон». «Далеко?» «Километров шестьдесят». «Везите, говорю, ко мне. Тут не больше пятнадцати. И вам хорошо, и мне земля нужна, яму засыпать». Приехали. Скинули три самосвала рядом с ямой. В пятницу приехал и стал яму разбирать. Разобрал и ахнул: яма-то не яма вовсе, а фундамент дома с подвалом. Дом видать сгорел дотла и в подвал рухнул. А уж как дочиста разгрёб, так ахнул ещё раз. Фундамент кирпичный метровой толщины, а пол тоже кирпичом выстлан, как брусчаткой на Красной площади. У самого пола труба сгнившая торчит. Хотел вырвать её, ломом с торца ткнул, а он и улетел вовнутрь. Я помпой качнул в обратную сторону, а из косогора, метрах в десяти, вода полилась. Лопатой копнул — другой конец откопал. Вот, думаю, опять Господь послал! Середина мая, всё лето впереди, да и слив работает. Всё должно просохнуть. А сам уже дом на этом фундаменте вижу, как живьём. Только снова проблема матерьяла: где взять? Однажды во сне вижу: году в сорок четвёртом, наступаем вовсю, сапёры комдиву КП строят в лесу. Он им: «Надоело в земле как кроту сидеть, сделайте, чтоб окна наружу были». Они и сделали: половину в землю зарыли, половину наверх вывели. Проснулся я среди ночи — вот оно решение! Вдвое матерьялу меньше нужно. Утром размыслил на свежую голову и опять загрустил — и столько на свалках не достать. И снова во сне мысль пришла: если из досок сколотить внутреннюю стену, прочный потолок настелить, толью проложить, гудроном залить, всё землёй засыпать и травой засеять, то получится тёплый блиндаж, не хуже комдивовского.