Кузя, Мишка, Верочка - [31]

Верочка сидела в первом ряду на коленях у воспитательницы. Воспитательница прижимала ее к себе, и было видно, что прижимать приходится крепко. Верочка вертелась во все стороны, размахивала руками, и эти взмахи были сильными, но неловкими. «Как птица с перебитыми крыльями, — подумала Аня, — птица, которая пытается взлететь, но не может». Она притулилась в сторонке и не отрываясь смотрела на девочку. Она была уверена, что это — та самая Верочка, о которой так много говорили последнее время. Аня смотрела на Верочку, и ей хотелось плакать. Может быть, потому, что ее собственную дочку тоже звали Верочкой? Вдруг нахлынула острая жалость, и страх — а вдруг и вправду не удастся устроить в семью? Вдруг не найдется никого, кто захочет крепко прижимать к себе это нескладное существо, размахивающее руками и радостно выкрикивающее что-то резким голосом?

Хорошая девочка Верочка. «Она очень умная», — говорила про нее одна из сотрудниц, которая вела с детьми дополнительные развивающие занятия. «Она невыносима», — говорили про нее те воспитатели, которым доводилось заставлять Верочку делать что-то, что ей не хотелось делать. Очень быстро проявилась эта Верочкина особенность — с разными людьми она вела себя по-разному. С кем-то была ласковой и покладистой, внимательно слушала то, что ей объясняли, изо всех сил старалась выполнить то, что требовалось. Даже, пожалуй, угодить старалась. А с кем-то она становилась совершенно неуправляемой и не только не слушалась, но демонстративно отказывалась соблюдать установленный порядок.

Каждый ребенок в детском доме время от времени ходит на занятия к детскому психологу. Верочка жила на втором этаже. Психологи сидели на четвертом. Маленьких детей на занятия отводит воспитатель. С Верочкой занималась психолог Наташа. «Знаете, что сделала Верочка? — рассказывала Наташа в узком кругу. — Я ей как-то дала конфету на занятии, и она заприметила, куда я убираю коробку. Очень высоко, на самую верхнюю полку самого высокого шкафа. Мне в голову не приходило, что туда может кто-то залезть, — я сама подставляю стул, чтобы дотянуться. Тем не менее коробка оказалась наполовину пустой».

Наташа долго думала, как это могло произойти. Поняла, что, кроме Верочки, этот «тайник» никто не видел. Верочка призналась на удивление легко — с Наташей у нее были вполне доверительные отношения. Да, она заприметила, где лежат конфеты. Да, она потихоньку ушла со второго этажа, поднялась на четвертый, зашла в кабинет психологов, подставила стул, влезла на стол и дотянулась до коробки с конфетами. Взяла несколько штук. Так же незаметно вернулась «домой», на детский этаж. Почему она это сделала? — Потому что конфеты вкусные, ей хотелось еще. Почему не попросила? — Она не знала, что можно попросить. Да, она поняла, что брать без спросу нехорошо. Да, она поняла, теперь она будет спрашивать у Наташи, если ей захочется конфету. Вот сейчас ей хочется конфет. Не дадут ли ей конфету прямо сейчас? А лучше — две…

Наташа была потрясена. «Представляете, — говорила она, — какая у нее память! Ей же всего пять лет! А какая сообразительность — добралась же до коробки! А какая выдержка! — это же надо, улучила момент, рассчитала, когда ее никто не увидит, и прошла через два этажа туда и обратно». Надо сказать, что мало кто из сотрудников разделял Наташины восторги по поводу Верочкиной «выдержки». Напротив, девочка приобрела репутацию ребенка несдержанного, «отвязанного», без каких-либо тормозов. «Я никак не могу ее заставить есть суп, — жаловалась одна из воспитательниц, — она просто отказывается, она кричит, что ненавидит суп и нас всех ненавидит. И она дерется. И кусается».

Верочку положили в больницу на обследование. На месяц, в психоневрологическое отделение. Обычная практика. Конечно, есть медицинская карта, и там «все написано». Но зачастую то, что написано в карте, можно опровергнуть.

Или, наоборот, подтвердить. Да и ребенок растет, меняется, развивается. Ведь это очень важно — иметь четкую картину того, что происходит с ребенком. Важно знать мнение разных специалистов, чтобы сделать прогноз развития ребенка. Особенно когда речь идет о дальнейшем устройстве этого ребенка в семью.

Аня с Верочкой не виделась. Впрочем, она знала, что Верочка в больнице. Вспоминалась ей девочка часто. Аня с надеждой думала о том, как Верочка вернется в детский дом, ей найдут семью и все будет хорошо. Правда, иногда на консилиумах поднимался разговор о том, что девочка плохо управляемая, не очень здоровая, и семью ей будет найти непросто. А может быть — невозможно. Но против этих голосов тут же вступали другие. Голоса тех сотрудников, которые работали уже много лет и вспоминали случаи, когда находили семью для ребенка, которого считали и агрессивным, и «неуправляемым», и ничего — живут. «Но каково им доставалось!» — возмущались первые. «Так ведь справлялись, — настаивали вторые, — и любят своего ребенка. Да и ребенок меняется в семье». «Но всему же есть предел! — те, кто заранее жалел семью, которой „достанется“, оставались при своем мнении, — говорят, она в больнице все отделение разнесла».