Кузнецовая дочка - [2]

На этой профессии нельзя жить с содранной кожей.

Когда все уже было кончено, Бренар взял журнал и неторопливо направился к кабинке. Свидетели вставали с мест, расходились.

— Я, комиссар, признаться, не ожидал, — раздраженно выговаривал Яру представитель Судебной Коллегии Земли. — Я понимаю, у вас здесь чрезвычайная обстановка, вы живёте как на вулкане, и процент казней от общего числа осужденных невысок…

— Единичные случаи, — вставил Яр.

— Да, единичные… но трансляция на три континента! Прямой эфир в новостях! Дикость какая-то, средневековье…

— Ничего подобного, — Яр был невозмутим. — У нас нет ни олова, ни колесования. Правда, иногда, в исключительных случаях, например, после попыток терактов, транслируем расстрелы…

— А текос?

Спорящие удалились, и Бренар не расслышал, что Яр говорил дальше. Да и, признаться, это его особенно не интересовало. Он отметил прекращение жизнедеятельности приговоренного, расписался и неторопливо направился к выходу.

— Станислав! — окликнул его палач. — Тебя Морис спрашивал. Просил зайти.

— А что ему надо? — рассеянно спросил Бренар, но тот уже отвернулся. — Ладно, сам узнаю.

Обедали медики как тюрьмы, так и поликлиники и стационара города в одной столовой. Как-то так совпало, что все эти учреждения соседствовали в одном громадном здании, огражденном тройным рядом колючей проволоки. Штурм медицинского комплекса был делом безнадёжным, но забавно, что сумасшедшие всегда находились.

* * *

В доме кузнеца Марка, как всегда, было шумно и копотно. Стук костей, стук кружек, пробный звон новехонького металла наполнял комнату.

— Эй, девка, жбан пивка сюда! Побыстрее!

Из кладовки мышкой юркнула девочка-подросток, щуплая, худенькая, пальцем переломить. Тяжелый жбан прогнул назад спину, и казалось, девчушка грохнется сейчас, и пиву конец. Не с пола же его слизывать? Слегка расплеснув, девчонка все-таки водрузила жбан на дубовый стол. Кузнец, кивнув, отослал дочь, махнув рукой в сторону кладовой.

— И что там? — пригубляя терпкое пиво, спросил он гостя.

— Говорят, чума в столице. Король туда ни ногой, замок в Товерне запер, даже маршала не пустил. Все, кто могли, из столицы выехали… а раз выехали, значит, чума может и дале идти. Правда, сейчас ворота, говорят, закрыли, а стража стреляет каждого, кто через стену лезет.

Дом кузнеца всегда был чем-то вроде корчмы для окрестных деревень. Только девок, как у корчмаря, и пьяных драк не водилось, и голытьбы не было, потому как собирались здесь люди взрослые, солидные, которые за делом к Марку пришли. Ну и вообще поговорить приходили. За обществом следил Марк самолично. И тому, кто вел себя неподобающим образом, кулак кузнеца въезжал в харю без поклонов и незамедлительно. А ведь еще и железа у Марка видимо-невидимо было! Оружейником он был знатным. Ну и вилы, они тоже вещь неглупая.

Разбойники Марка никогда не навещали. И хоть сыновей у кузнеца, на горе, не было, трое подмастерьев и ученики могли задать трепака целой деревне. Но, конечно, без сыновей не то.

В доме кузнеца водились только дочки — сейчас остались Мария и младшая, Хильдегарда. Лучшего кузнец не наделал: от трех жен нарожал семерых дочерей, плюнь да выбрось. Несколько померло во младенчестве, сделав тем самым одно доброе дело в своей жизни, старшая сгинула где-то в городе, вторая вышла замуж в соседней деревне, дитя носила. Кузнец мечтал, чтоб был мальчик.

— Говорят, чуму эту видали лет тридцать тому, и называли «потница», — продолжал гость, степенно оглаживая бороду. Борода и легкий акцент выдавали северянина, здесь-то ходили с голыми подбородками. — Человека бросает то в жар, то в холод, хрипит, бывает, потеет сильно, ну и помирает, знамо дело…

Кузнец кивал.

— А чирьи есть?

— Чирьев, сказывают, нет.

За соседними столами гуторили те, что пришли то за гвоздем, то за подковой, то за тем, то за этим.

— Эй, Мари! Н-неси ж-жбан! Д-девка…

«Скажи, что у него цирроз», — велел голос.

— Эй, кузнец! — возмущенно и пьяно вопил гость. — П-пусть н-несет, с-с… с-сс… с-скажи ей!

Мария, оглянувшись, пристально посмотрела на пьянчужку, и тот замолк. Ведовским взглядом смотрела Мари редко, но так взглядом и примораживала. А вот то, что этому дурню пить — через год домовину ладить, это ей голос сказал.

Голос полезный был. Помнится, повивальные бабки только руками всплескивали, как Мари над смертницами иголкой работала. С совсем малых лет кузнецову девчонку за знахарку признали, как и бабку ее, ведунью, не к ночи будь помянута… А в доме Мари гостей обносила, огородничала, ну и вообще по хозяйству. Спорая была, как мать. Только та была кровь да огонь, а Мари — тоща, как курченок.

— Сказывают, и после потницы выживают, — продолжал гость с севера. — Но не очень. Поэтому заразу лучше на порог не пускать. Как видишь — стрелой браконьерской, граф тебе только спасибо скажет!

— Да и в хозяйстве сгодится… — подмигнул отец, глядя, как Мари, ужом снуя мимо тесно наставленных столов, расставляла кислую капусту и настрелянное браконьерами мясо. Шутка была сомнительная: про Марка говорили, что он ест человечину, а в подвалах у него кровь в жбанах, в крови той дочки-ведьмы в полную луну купаются. Что ж, люди всегда говорят. А уж думают ли при этом — бог его знает. Кузнец слухи не опровергал. Зато и желающих к нему ночью в дом залезть немного было.