Кузина королевы - [28]

– Я удостоился этой чести совсем недавно.

«Да, это большая честь, – подумала она, поздравляя его, – в двадцать три года быть посвященным в рыцари за проявленную в бою доблесть. Жаль, что я ничего не знала». Пенелопа чувствовала себя неловко – ведь она внимательно и с интересом следила за военной карьерой многих молодых людей. Но не за карьерой Чарльза Блаунта. Впрочем, Чарльз был слишком самодостаточен, чтобы обидеться.

Часть четвертая ФАВОРИТ

1587-1591 годы

–Женщинам, – говорил Лейстер, – нужны постоянные перемены. Это заложено в них природой. Они не перестают любить старых друзей, отстаивают свою точку зрения в каких-либо серьезных вопросах, но в малом они не могут обойтись без разнообразия. Их привлекают новые знакомства, как привлекают новые красивые шляпки.

Пенелопа не оторвалась от шитья – она простегивала детское зимнее платье. Ее не оставляла надежда, что отчим будет продолжать толковать об общих местах и их беседа не станет доверительной, так что ей не придется услышать ненужные признания.

Время сыграло злую шутку с всесильным графом Лейстером, наставившим в свое время рога не одному десятку мужей, – леди Лейстер, которой исполнилось сорок шесть, начала слишком живо интересоваться конюшим графа, молодым человеком, двадцати восьми лет, Кристофером Блаунтом, который доводился двоюродным братом сыновьям Маунтджоя. Как и Чарльз, он был посвящен в рыцари во время нидерландской кампании. Похоже, Лейстеру следовало гораздо раньше понять, что женщины в его семье не могут устоять перед Блаунтами, а Пенелопе, возможно, следовало радоваться – нелегкая доля, доставшаяся ее отцу, теперь, судя по всему, выпала Лейстеру. Но ей было жаль этого усталого, слишком много работающего человека. В добавление ко всему прочему он страдал от подагры. Она сочувствовала ему, а вызывающее поведение матери огорчало ее.

– Пенелопа, вы слушаете меня?

– Да, милорд.

Она с облегчением обнаружила, что речь шла вовсе не о матери. Речь шла о королеве.

– Что она в нем нашла? Мне никогда этого не понять. Надменный алчный выскочка. Я тешу себя надеждой, что полностью осведомлен о своих недостатках, но как дьявольски трудно после стольких лет служения ей слоняться из угла в угол в приемной, пока она не посовещается с его светлостью!

Несмотря на некоторую несвязность речи графа, Пенелопе не составляло труда следить за его мыслью. Новый фаворит был у власти уже три года, с тех пор, как вернулся из Ирландии, где в это время шла война, получившая позднее название «ирландской». Он обратил на себя внимание королевы, обвинив в неэффективности собственное командование. Из своего нового положения он извлек всю выгоду, какую было возможно, и основательно набил карманы. Он был самым красивым и самым ненавидимым мужчиной Англии. Его звали Уолтер Рейли.

– Я могу устранить его, – продолжал Лейстер, – только заменив другим фаворитом. В первый год это бы не прошло, но, я думаю, сейчас время настало.

Пенелопа подумала над этим.

– Предположим, что у вас получится удалить его от трона. Вы уверены, что это сыграет вам на руку? Может быть, Рейли и негодяй, но он очень талантлив и прошел всю войну бок о бок с вами. Будет ли новый фаворит верен вашим интересам, заполучив власть в свои руки? Не случится ли так, что вы только ухудшите собственное положение?

– Об этом нечего беспокоиться. Он будет слишком связан со мной, чтобы предать. Наши интересы всегда будут совпадать.

– Кто же этот человек? – спросила Пенелопа.

– Ваш брат.

Пенелопа замерла, глядя на графа.

– Вы хотите сказать, что Робина можно сделать фаворитом королевы?

– Почему бы и нет? Он молод, красив, далеко опережает всех и в храбрости, и в образовании – качествах, к которым более всего неравнодушна ее величество. Она заметила его, когда он был совсем юным. Можно ли придумать лучшую кандидатуру?

– Но... милорд, он так не похож на придворного. Он, например, всегда говорит правду в глаза – вы ведь знаете, как это может быть губительно. Он не умеет подбирать себе платье – думаю, он не станет учиться танцевать. Вся его жизнь проходит в сражениях и чтении. Все его друзья либо военные, либо ученые. Его не видно при дворе.

– У него появятся амбиции, и он захочет занять подобающее место в обществе – он уже мужчина, а не мальчишка. В вас, Пенелопа, говорит сестра. Разве вы не видите, как смотрят на него женщины? Стоит ему пройти по Флит-стрит, и в его сторону поворачивается каждая хорошенькая головка в Лондоне. А что до желания стать придворным, – продолжал Лейстер, – его светлость находится в моем распоряжении и сделает так, как ему будет велено.

Пенелопа теперь подолгу гостила в доме Лейстеров – она приезжала сюда всякий раз, когда не в силах была больше выносить бесцветную жизнь с Ричем. Он все больше отстранялся от нее, несмотря на то, что время скандалов и угроз осталось в прошлом. Его прежняя жестокость понемногу превращалась в затаенную мрачную злобу. Не отдавая себе в этом отчета, Рич слегка опасался жены – уравновешенной, остроумной женщины с безупречными манерами и острым язычком. Пенелопа стала такой после того, как пережила трагичную влюбленность в Филиппа Сидни. У него сложилось впечатление, что, даже собираясь родить ему третьего ребенка, Пенелопа не принадлежит ему – не принадлежит никому, кроме себя самой.