Кузены - [24]

– Заканчивай. Мы оба знаем, что моя компания тебя не привлекает. Так чего тебе надо?

Взгляд Милли твердеет.

– Приходи вечером – узнаешь.

Мгновение мы смотрим друг на друга.

– Может быть, и приду, – ворчу я наконец.

«Дюна» набита битком. Я вхожу. Тусклое освещение, деревянные панели, как у родителей в подвале, который не трогали с семидесятых, словно давят со всех сторон, хотя внутри довольно просторно. Два-три десятка занятых столиков, барная стойка с моргающими лампами дневного света, сбоку небольшая сцена, где готовятся выступать девушка с гитарой и парень с синтезатором. В глубине видны бильярдные столы и мишени для игры в дартс.

Подходя, я вижу множество знакомых лиц. Судя по всему, «Тауи» оккупировали два бильярдных стола и все места вокруг них. Бриттани неистово машет мне рукой из угла, где сидит с другими девушками. Эфрам, мой не в меру дружелюбный сосед по комнате, который не прекращает попыток куда-нибудь меня вытащить, несмотря на все отказы, прерывает игру и раскрывает рот с наигранным изумлением.

– В общежитии что, пожар?! – Он прижимает руку к груди, другой хватая меня за плечо. – Ты в порядке?! А главное – мой ноутбук ты спас, надеюсь?!

Рядом, лукаво улыбаясь, возникает Милли.

– Джона решил сегодня выбраться в свет.

Торжествующий блеск в ее глазах мне совсем не по душе. Я подумываю развернуться и уйти, когда кто-то хватает меня под локоть. Обри, широко улыбаясь, держит в руках кий.

– Ты как раз вовремя! Сыграем – вы двое против нас с Эфрамом?

Я подозрительно сужаю глаза – она тоже с Милли заодно? Что они задумали? Да нет, я по-прежнему уверен в том, что Обри не способна соврать даже ради собственного спасения. Может быть, действительно просто мне рада. Это, конечно, странно, но, с другой стороны, я не замечал, чтобы она с кем-то еще здесь общалась, кроме Милли и Эфрама – тот тоже спасатель в бассейне. Так что Обри ненамного лучше меня вписывается в здешнее общество.

– Ладно, – говорю я спокойно, беря кий с подставки. – Я разбиваю.

Эфрам, достававший шары из луз, складывает их в треугольник и снимает его театральным движением.

– Должен тебя предупредить – нас с Обри еще никому не удалось одолеть, включая парочку местных, которые теперь заливают свое горе у барной стойки. Ну, посмотрим, на что ты способен, затворник.

Скользнув взглядом по столу, я сосредотачиваюсь на битке и выбираю позицию поудобнее. На несколько секунд практически замираю, лишь парой микродвижений выцеливая кий так, как нужно, затем отклоняюсь назад и резко бью. Шары разлетаются с таким треском, что Обри рядом со мной невольно ойкает. Полосатые один за другим ложатся в лузы, сплошные безопасно отскакивают от бортов, вращаясь. Когда все заканчивается, на столе остается только пара первых и почти все вторые, кроме одного.

Обернувшись, я встречаю ошарашенный взгляд Милли. Пытаюсь стереть с лица самодовольное выражение, но, кажется, мне это плохо удается.

– Наши – полосатые, – объявляю я.

Эфрам поднимает руки, словно сдаваясь.

– Обри, почему ты мне не сказала, какой он монстр?

– Я сама понятия не имела, – отвечает та, моргая и глядя так, будто видит меня первый раз.

Мне становится не по себе. Возможно, следовало поддаться первому порыву и уйти, но у меня, только я увидел стол, буквально руки зачесались, так и хотелось взять кий. Я, можно сказать, вырос в бильярдной, постоянно там околачивался после школы. Один из завсегдатаев научил меня играть, потом, когда он умер – мгновенно, от инфаркта, в пятьдесят с небольшим («пенсионный план работяги», по выражению отца), – я продолжал уже самостоятельно. В двенадцать я начал предлагать взрослым сыграть на деньги. Им это казалось забавным – пока я не разбивал их в пух и прах.

Милли дружески толкает меня плечом, прижавшись почти вплотную.

– Так-так-так. Похоже, мы раскрыли кое-чей тайный талант.

Она продолжает подбадривать меня всю короткую партию – я очищаю стол, не дав Обри и Эфраму даже вступить в игру, – потом отставляет свой кий, прислонив к стене.

– Мне нужно отлучиться, – бросает она через плечо. – Вызываем вас на матч-реванш, сосунки. Даже разрешим разбить первыми – пусть у вас хоть какой-то шанс будет.

– Только если Джона будет играть одной рукой, – бормочет Эфрам, принимаясь собирать шары.

– Где ты научился так играть? – спрашивает Обри.

– Да так – то там, то сям, – отвечаю я.

Мой взгляд падает на другой стол с «Тауи». Там тусуется кучка парней, которых Эфрам называет «команда мажоров» – все высокие, светловолосые и на полном серьезе носят вещи вроде ремней с китами. За вожака у них Рид Чилтон – его мать-сенатор на следующих выборах, возможно, будет баллотироваться в президенты. Я его почти не вижу, разве что иногда он стучит к нам, чтобы одолжить зубную пасту, но точно могу сказать – он мне не нравится.

Прервавшись на полуслове, он бросает взгляд на Обри, неловко тянущуюся через стол за треугольником, и говорит соседу что-то, чрезвычайно того рассмешившее. Я невольно стискиваю кий. Чем больше я наблюдаю за этим Ридом с дружками, тем больше мне приходит в голову – не было ли в безумии Милдред рационального зерна. Может быть, она увидела, как ее детки превращаются в таких же уродов, и приняла экстренные меры?