Кузен Понс - [101]
— Господин председатель уже отправился в присутствие, — рассказывал Фрезье старшему писцу, — и я не счел нужным ехать в суд и отрывать его от исполнения обязанностей, все равно бы он опоздал. Поскольку он законный наследник, но лишенный наследства в пользу господина Шмуке, то я подумал, что достаточно будет моего присутствия, ибо я представляю его интересы.
Топинар насторожился.
— А что это за тип держал четвертую кисть? — спросил Фрезье.
— Агент мастерской могильных памятников, добивающийся заказа на надгробие в виде трех мраморных фигур, которые должны изображать Музыку, Живопись и Скульптуру, оплакивающих покойного.
— Мысль неплохая, — отозвался Фрезье. — Старичок вполне заслужил такое надгробие. Но памятник обойдется не меньше семи-восьми тысяч.
— Еще бы!
— Если господин Шмуке закажет такой памятник, наследники за это отвечать не могут, ведь этак все наследство ухлопать недолго...
— Начнется тяжба, но фирма выиграет...
— Ну, это его дело! Знаете, с фирмой можно проделать хорошую шутку! — шепнул Фрезье на ухо старшему писцу. — Ведь если завещание будет признано недействительным, а за это я ручаюсь... или если вообще не окажется завещания, с кого тогда получать прикажете?
Вильмо ухмыльнулся. Теперь старший писец г-на Табаро и стряпчий пододвинулись друг к другу и зашептались; но, несмотря на грохот колес и уличный шум, театральный служитель, привыкший к закулисным интригам, разгадал, что они оба измышляют всякие подвохи против бедного немца, и под конец уловил знаменательное слово «Клиши[66]». С этой минуты достойный и честный служитель актерской братии решил не оставлять на произвол судьбы друга Понса.
На кладбище, где собралась толпа любопытных, церемониймейстер вел Шмуке под руку к вырытой уже могиле, под которую стараниями маклера фирмы Сонэ, заявившего о намерении наследника воздвигнуть великолепный памятник, было куплено у города три метра земли. Но когда Шмуке увидел четырехугольную яму, над которой могильщики держали гроб Понса, напутствуемый последними молитвами духовенства, у него сжалось сердце и он лишился чувств. Топинар с помощью маклера и самого г-на Сонэ перенес несчастного немца в заведение мраморщика, где хозяйка и г-жа Витло, жена компаньона фирмы Сонэ, захлопотали вокруг несчастного, проявляя самую сердечную заботливость. Топинар не уходил, так как заметил, что Фрезье, физиономия которого не внушала ему доверия, что-то обсуждает с агентом фирмы Сонэ.
Бедный простодушный немец очнулся примерно через час, то есть около половины третьего. Он надеялся, что события двух последних дней — дурной сон, что, проснувшись, он увидит Понса живым и здоровым. Ему столько раз сменяли мокрое полотенце на лбу, столько раз давали нюхать разные соли и туалетный уксус, что он наконец открыл глаза. Г-жа Сонэ насильно влила ему в рот чашку крепкого бульона, так как у мраморщиков как раз варился суп.
— Не часто случается нам иметь дело с такими чувствительными заказчиками; раз в два года, правда, бывает...
Наконец Шмуке запросился домой.
— Сударь, — сказал тогда хозяин фирмы, — вот рисунок, Витло приготовил его специально для вас, всю ночь просидел!.. Но мысль прекрасная!.. Памятник получился очень красивый.
— Он будет украшением кладбища Пер-Лашез! — прибавила миловидная г-жа Сонэ. — Ведь вы должны почтить память друга, который оставил вам все свое состояние.
Проект, который аттестовали как сделанный специально по этому случаю, был изготовлен еще для де Марсе, известного министра; но вдове заблагорассудилось заказать памятник Стидману, и проект фирмы Сонэ был отвергнут как слишком безвкусный. Тогда три фигуры должны были изображать июльские дни, во время которых проявил себя сей крупный государственный деятель. Затем, внеся кое-какие изменения, Сонэ и Витло переделали эти исторические аллегории в Армию, Финансы и Семью и предназначали их на памятник Шарля Келлера, но и этот памятник тоже был заказан Стидману. Уже одиннадцать лет проект приспосабливался к разным случаям, и теперь, перерисовывая его еще раз, Витло превратил три фигуры в гениев музыки, скульптуры и живописи.
