Кутузов. Книга 1. Дважды воскресший - [64]
На внешних фронтах республика теснила врага. В 1793 году Франция объявила войну Голландии и Англии. Давний приятель Суворова генерал Дюмурье начал побеждать в Нидерландах. Австрийская армия во главе с принцем Кобургом перешла Рейн. Союзники могли двигаться прямо на Париж, согласно плану, начертанному в Херсоне Суворовым, но не было согласия в действиях. В следующем году Кобург потерпел поражение в Голландии; осенью австрийцы ушли за Рейн. Нидерланды заключили союз с Францией под именем Батавской республики. Германские княжества трепетали перед близкими громами «Марсельезы». На Рейне у союзников остался один Мец.
Когда в Петербург пришла весть о казни Людовика XVI, Екатерина несколько дней не выходила на приемы. Все надо было переоценивать. Рухнула иллюзия просвещенной монархии, опирающейся на Разум: в своих давних друзьях – энциклопедистах Вольтере, Дидро, Монтескье императрица теперь увидела источник, приведший французского короля на эшафот. Тревожилась она и об интригах французов в Турции.
Из Константинополя агенты писали о двух шпионах-французах, которым обещали семь с половиной тысяч пиастров за сведения о России, сообщалось, что эскадра из 18 судов адмирала Латуша ожидается для совместных действий с Портой в Черном море, что под турецким флагом явится судно якобинцев под командой Перголе, а на обратном пути зайдет в один из наших портов, что бывший полковник русской службы Анжели, изгнанный некогда за измену, собирается как уполномоченный якобинского клуба посетить Россию с сыном, прежним пажом двора Екатерины, что Анжели собирается произвести в России революцию вроде французской…
Кутузову все эти страхи виделись преувеличенными и даже надуманными. А старый знакомый Михаила Илларионовича еще по первой русско-турецкой войне Анжели, так напугавший Екатерину, как был, так и остался обыкновенным мелким жуликом. «Я отлично узнал Анжели на нашей службе, – писал Кутузов послу в Вене Разумовскому, – в этом человеке безусловно соединяется ум интригана с душой низкой и трусливой, а поэтому я почти уверен, что он ничего не осмелится предпринять у нас; кстати, он настолько коверкает русский язык, что как эмиссар не может вызывать ни малейших опасений».
Страхи, страхи! Для них нет никакого резона. Ослабевшая Турция не хотела войны: ее желала, под влиянием последнего фаворита, сама престарелая Екатерина. В своих полудетских мечтаниях Платон Зубов видел себя фельдмаршалом, ему мнилось покорение Персии, Тибета, Китая и Константинополя. Суворов обдумал план войны с Оттоманской Портой и продиктовал его своему инженер-полковнику де Волану. В ноябре 1793 года Екатерина потребовала полководца к себе. «Мы у подножия Балканов. Где пройдет олень, там пройдет солдат. Умейте удержать болгар в их домах, чтоб они не бежали в горы, и тогда хлеб у вас будет…» – разъяснил Суворов. В феврале 1794 года его биограф Антинг привез в Петербург ответ на 22 вопроса о ведении кампании с Турцией.
Появление Суворова в Херсоне имело громкий эффект. Резидент Хвостов сообщал ему из Константинополя: «Один слух о бытии вашем на границах сделал и облегчение мне в делах, и великое у Порты впечатление; одно имя ваше есть сильное отражение всем внушениям, кои со стороны зломыслящих на преклонение Порты к враждению нам делаются». Ясский консул Северин тревожился о готовности к войне турок, Кутузов из Константинополя отвечал Суворову: «Северин вам врет: крепости турецкие валятся, флот не силен, вся внутренность расстроена, а паче всего – вы тут».
Пребывание Михаила Илларионовича в Блистательной Порте подходило к концу. Он знал, что им были довольны в Петербурге, и лишь несколько тревожился последствиями той решительной чистки, которой подверглись по приказу императрицы масоны. Долго сгущавшаяся гроза наконец разразилась.
Когда князь Репнин на балу у московского главнокомандующего в день рождения Екатерины II 21 апреля 1792 года узнал о произведенном у Новикова обыске и беде, нависшей над мартинистами, то побледнел и едва владел собой. Впрочем, для него все обошлось немилостью, без прочих последствий. Куда хуже оказалась судьба просветителя и издателя Новикова.
Сношения его через архитектора Баженова с великим князем Павлом Петровичем, что было доказано, носили политическую окраску. Велась и была обнаружена тайная переписка специальным шифром с прусским министром Велльнером, и именно в ту пору, когда берлинский двор готовил коалицию против России. К тому же Екатерина II могла подозревать, что, по понятным соображениям, Новиков далеко не во всем открылся в ходе дознания. Дело доходило до обвинений его в «умыслах против жизни ее величества».
В отблесках французского пожара Новиков показался старой государыне «мартинистом хуже Радищева». Его персоной занялся известный своей жестокостью Шешковский. Новиков был осужден на пятнадцатилетнее заключение в Шлиссельбургскую крепость; его молодой ученик Колокольников умер во время следствия, а другой – Невзоров сошел с ума. Куда мягче оказался приговор в отношении Трубецкого и Лопухина, которых лишь сослали в их имения. Но, так или иначе, на какое-то время с масонством в России было покончено.
