Кутепов: Мираж - [170]

   — Да. Она погибла, — сказал Кутепов. — Но в газетах ложь. Её не убили — она покончила с собой.

6

У Менжинского были какие-то ужасные болезни. Он не мог ходить и принимал подчинённых в кабинете лежа. Но даже и на диване боли не утихали, и, разговаривая с Ягодой, он стонал, и стоны иногда переходили в крик:

   — Кутепова больше нет. Мы его уничтожи-или-и... Главный враг сегодня — Вра-ан-гель! Смерть Врангелю! Пусть Ян срочно разрабатывает план. Идите, а я... А я буду болеть.

Ягода знал, что наркому помогают только хорошие допросы, когда арестованного терзают до полусмерти. Тогда Менжинский вскакивал и сам принимал участие. Ноги при этом не болели.

7

Заботина против его желания перевели из хозяйственного отдела в группу Яна Серебрянского. Начальник несколько раз вызывал его и расспрашивал о жизни, об участии в войне, о плене, о знакомых офицерах. Заботин отвечал осторожно и кратко.

Вообще Серебрянский ему нравился: высокий, с приятным чистым лицом, с неожиданно низким голосом. Всех, кто с ним сталкивался впервые, всегда поражал голос — глухой спокойный бас, казалось бы, совсем не подходящий для высокого моложавого темпераментного человека.

И однажды для Заботина настал страшный час, когда своим спокойным низким голосом Серебрянский сказал:

   — В соответствии с решением руководства, мы должны уничтожить самого опасного врага СССР — Врангеля, и это поручается вам, Алексей Фёдорович. Я долго к вам присматривался и заметил высокое, совсем не армейское умение изображать другого человека, не того, какой вы есть на самом деле.

   — Да что вы? Какой я артист? И задание, видать, по ошибке...

   — Сначала расскажу, к какой, так сказать, роли мы будем вас готовить, — не обратив внимания на возражения Заботина, продолжил начальник. — У Врангеля ещё с Гражданской войны служит в денщиках Яков Гаврилович Юдихин, он сейчас живёт у него в семье в Брюсселе. Сам Юдихин — крестьянин Смоленской губернии. Вы станете на время его родным братом. Например, Алексей Гаврилович — имя оставим, чтобы вам легче было. Вот фотография вашего брата. Даже есть некоторое сходство. Съездите к нему в деревню, разузнайте, что надо, научитесь говорить по-ихнему. Якова готовят к встрече с вами наши товарищи там. Приедете к брату с рассказами о России. План выполнения задания расскажу потом. Учтите, что вы четвёртый человек, знающий об этой операции. Пятого быть не должно. Поэтому вас будут охранять. Незаметно, конечно. Вы не должны ни с кем встречаться, ни с кем ни о чём серьёзном не разговаривать. В том числе и с нашими сотрудниками.

Для Заботина началась другая жизнь. Вернее, не жизнь, а преддверие смерти, а ведь ещё и 50 нет. В секретной комнате он изучал биографию Врангеля, план Брюсселя, куда тот недавно переехал. С сослуживцами говорил о «Золотой лихорадке» Чарли Чаплина, о погоде и о правильном решении партсобрания по поводу негодяя Троцкого. Второй раз в плену — теперь у своих.

Удивил Лева Зайцевский. Долго, наверное, искал случая и, наконец, поймал его, когда он один курил возле туалета. Прикуривая, прошептал:

   — В Париже найди Дымникова: улица Данциг, 14.

8

Кутепов читал книгу Шульгина «Три столицы», только что вышедшую и подаренную ему автором. Читал не очень внимательно — так, перелистывал. Понравились рассуждения о власти:

«Толпа за XIX столетие показала свою беспомощность. Это бессилие вызвало к жизни искушение владеть массами при помощи «организованного меньшинства».

Это, впрочем, всегда так было. Только раньше организованное меньшинство, управляющее толпой, называлось аристократами, патрициями, буржуазией, дворянством. Нынче оно называется коммунистами и фашистами. Аристократия не скрывала своего назначения, а метод её действия был наследственный подбор людей, владевших оружием и мозгами. Буржуазия скрывала или не сознавала своё, а метод её действия был выборное одурачивание...»

Гнетущую тишину канцелярии, которую надо было закрывать, а самому идти в столяра, нарушил телефонный звонок. Не просто звонок, а из дворца Великого князя. Сказали, что Николай Николаевич не мог поговорить лично — плохо себя чувствовал — и просил передать, что одобряет работу генерала Кутепова, желает ему не совершать ошибок и направляет к нему господина Лейзермана с хорошими вестями.

Уже сама фамилия вестника обещала хорошее: Великий князь не любил евреев, даже втайне одобрял погромы, но денежные дела вёл обычно с евреями.

Лейзерман приехал на большом «Форде» с большим портфелем. Вёл себя свободно, если не сказать — нахально: расселся, заняв вместе с портфелем половину кабинета, долго в нём копался и выложил на стол чек французского банка на 200 тысяч франков, сказав при этом:

   — Великий князь просил передать вам на словах, что деньги субсидированы английским правительством. Надеюсь, вы понимаете, эта информация только для вас. Теперь вам надо расписаться в этом талмуде и ещё вот здесь. А вы читаете Шульгина? — спросил гость, заметив на столе книгу.

   — Подарок автора.

   — Путешествие по плану ГПУ в книге, рецензированной ГПУ. Но почему так зло против евреев? Чуть ли не на каждой странице о жидах. Даже какие-то глупые стишки: «Вы — мужики, жиды — дворяне, ваш — плуг и труд, а хлеб — жидов». Или вам такое нравится?