Кусучий случай, или Няня для обреченного - [10]

— Я вообще не собираюсь отсюда выходить! — вздохнула я, наглаживая Титикаку.

— А как же церемония имянаречения? — переглянулись «коврики».

Глава четвертая. Кот на крыше

Я мысленно направилась во внутренний банк, чтобы забрать все скопленные за жизнь залежи оптимизма.

— Это очень важная церемония! — предупредили меня. — На ней наследнику дается имя и предсказывается судьба! Ладно, мы пойдем!

Совесть требовала задать очень важный вопрос.

— Как вас зовут? — спросила я, глядя на меховые накидки.

— Обычно громким визгом, — заметил бородатый, усмехаясь.

— Или криком «убивают!» — усмехнулся ему в ответ безбородый.

— Но чаще всего нас зовут «Помогите!» — рассмеялись «коврики». — Или «Мамочки!». Мы пойдем, а то его величество не в духах. Рвет и мечет.

Через полчаса нам принесли ужин. Красивые тарелки были расставлены по столу служанкой, которая смотрела на меня, как на покойника. Она скрылась так же быстро, как и появилась, обещая зайти позже.

Я быстренько положила полную тарелку растущему организму и скромно нагребла себе то, что по внешнему виду могло сойти за овощи. Скромная подливка украсила мой унылый диетический натюрморт.

— Нет, ну вроде бы вку… — начала я, видя, как Титикака упорно лезет к моей тарелке. Он скосил глаза, плотоядно глядя на мою подливку с овощами. С тарелки прямо на роскошное покрывало сползло что-то по форме смахивающее на морковку.

— Аррр! — запугивал овощи мой будущий охотник на морковку. Видимо, морковка в этом мире очень шустра и проворна. И охотиться на ней нужно целой стаей.

— Уррр! — топорщил усы будущий победитель корнеплодов. И злобно смотрел на жеваную морковку в надежде, что она упадет в обморок при виде его клыков. Забьется в конвульсиях и пропищит жалобным голоском: «Пощади меня, о великий и ужасный!»

Морковка была уже раздавлена. Сначала морально, когда на нее смотрели пристальным взглядом в упор. А потом и пушистой попой.

Под конец ее кровожадно съели, глядя на меня так, словно бабушкин Мурзик завалил в саванне целую антилопу.

— Арррр! — грозный рык сообщил всем, что враг повержен, проглочен и сейчас переваривается.

— Ешь, — пододвинула я миску с мясом молодому охотнику, но тот уставился кровожадным взглядом в мою несчастную тарелочку.

— А маме покушать можно? — с тоской спросила я, снова отдавая свою тарелку.

Видимо, мама неплохо отъелась на пельменях в последнее время, раз ей рекомендована диета.

— Арррр! — запугивали местную картошку угрожающим рычанием. Титикака припал на передние лапы, давая картошке шанс убежать. Но, видимо, страх перед юным наследником был настолько силен, что картошка даже не подумала дать деру. Она застыла, словно оцепенев от ужаса. И тут же была проглочена.

— Фто? — поперхнулась я, чувствуя ногой лужу на дорогом ковре.

Стоило мне отстранить тарелку от груди, с нее начали радостно стягивать что-то по вкусу напоминающее соленую картошку.

— Ну да, — прожевала я, закатывая глаза. — У мамы всегда вкуснее? Да?

Я посмотрела на свои жалкие потуги на еду, отдавая всю миску. Пока на покрывале развернулась целая охота, я вздыхала и надеялась, что мне сегодня удастся поесть.

Ладно, работаем по старой схеме.

Осторожно, чтобы юный охотник не потерял охотничий азарт, я взяла еще одну тарелку, стащила со стола все, что могло сойти за овощи, и стала медленно продвигаться в сторону тяжелой занавески.

Отодвинув ее я, спряталась вместе с тарелкой, в щелочку наблюдая за тем, как юный наследник скатывается с кровати вместе с одеялом. Он был грозен и ужасен. Он был готов разорвать любой пельмень! Или даже хлеб с маслом, вытащив изо рта мамы.

Пока я торопливо ела, стараясь не привлекать к себе внимания, огромная тарелка с мясом скучала на столе, не вызывая у малыша никакого интереса.

— Ур? — послышался встревоженный голос.

В переводе с его языка это означало что-то вроде: «Караул! Мама потерялась! Она или ушла какать! Или спряталась под одеялом! Что тоже очень-очень плохо!».

Я чувствовала, что есть местную пищу было слишком опрометчиво. Поэтому Титикаке вместо меня тут же ответил мой живот.

— Мама! — обрадовались мне, выслеживая меня за шторой. Мама слегка обалдела от скорости, с которой ей вернулась тяга к экзотической кухне, и резвой антилопой направилась в туалет.

Если мама уходит в туалет, она уходит умирать. И никак иначе!

Стоило мне уйти в туалет, как ребенок тут же начинал чувствовать себя сиротой, брошенным на произвол судьбы. Пока я, оседлав местный трон, пытаюсь вычислить подлого диверсанта, устроившего такой переполох внутри меня, ко мне в дверь ломилась Армия спасения мамы.

Дома дверь спокойно выдерживала натиск упитанной шерстяной тушки. А все потому, что Мамина умиральня была очень маленькой. И мама втайне подпирала ее ногой. Но здесь в санузле вполне можно было бы разместить целый гарнизон, проводить балы и сражения. И мамина нога не дотягивалась до двери, вызывая у мамы комплекс неполноценности.

— Аррр! — ворвалась Армия спасения мамы, прокатившись на скользких шлифованных плитах.

Через минуту я сидела, пристально глядя в глаза одному бессовестному Бэтмену. Тот сидел напротив меня, внимательно следя за процессом.