Куртизанки дорог - [55]

Вера повертела головой, пожала плечами.

— Ничего…

— Вот и я говорю, что туфта все это, — продолжил Николай. — Пенсию повышают, зарплату увеличивают — вроде бы о народе заботятся… Пиар для слабоумных… Цены растут быстрее, инфляция все съедает… Пропасть между имущими и неимущими увеличивается. И где же фактическая забота о человеке?

Николай взял новую сигарету, прикурил. Налил пиво себе и подруге, откинулся в кресле поудобнее и молчал.

Вера, слушавшая его разговор очень внимательно, поражалась его словам, бьющим не в бровь, а в глаз. Отдельные фразы не были новостью, но Николай выстроил чуть ли не единую систему, о которой она никогда не задумывалась в целом.

— И что же, — решилась спросить она, — у нас все так плохо?

Он усмехнулся, как-то глянул надменно и свысока.

— Нет, не все так плохо. Могло быть и хуже. При другом правителе. Собственно — он лучший. Потому, что других нет. И если я ругаю, то это не значит, что все так плохо, как ты выразилась. Но недоработок тьма. Путин юрист и разве непонятно, что принимая Закон, хороший Закон, необходимо продумать и механизм его действия. Много замечательных законов принято Думой, но они не действуют, не работают в полную силу. Нет механизмов, приводящих в действие. А главное — нет спроса, нет ответственности за невыполнение. Депутата привлечь к уголовной ответственности нельзя, необходимо сначала лишить его этой самой неприкосновенности, а это процесс сложный, трудоемкий, по времени длинный. И понятие солидарности здесь определенную роль сыграет. Вот и получается неравноправие, закон действует не для каждого. — Николай помолчал немного, потом продолжил: — Когда я, ты, Ваня, Петя, Люся, Маша… простые люди, станут жить лучше, тогда и ругать руководство будет некому и не за что. А пока, в реальной жизни, законы, распоряжения и постановления «не доходят» до простого человека. Или того самого механизма нет, или бюрократ где-то сидит, или еще какая-нибудь фигня.

Николай, довольный своей речью, уже захмелел изрядно, оглядывал Веру, стараясь понять, какое впечатление он произвел. Она удивляла его двумя факторами. Во-первых, своей внешностью. За многие годы он не видел, не встречал подобной девицы, выглядевшей так прекрасно для дорожной путаны. Во-вторых, она не собиралась домой, не придумывала различные причины, как все, что бы уехать и внимательно слушала, поддерживая разговор короткими фразами. И в сексе не уступала никому. Необычность волновала и может даже хотелось, что бы она сорвалась где-то, оступилась по его понятиям.

А Вера перебирала свои мысли, свои впечатления, сравнивая с рассказами подруг по профессии. Граф слыл добрым, отзывчивым и ласковым клиентом, иногда помогающим девочкам в решении насущных вопросов. Никогда не брал денег за помощь и не давал в долг. Не врал и не возил на точки сбыта наркоты. Его железное «нет» невозможно переиграть. Нежный и чуткий мужчина, доставивший удовольствие. Но это клиент — пусть лучший… Маска внимания и послушности исчезнет с расставанием, желание неоплаченной встречи не замаячит на горизонте.

* * *

Сафронов вернулся в свой кабинет от непосредственного начальника немного расслабленным — два уголовных дела передали другому следователю, оставив в производстве одно. Забот поубавилось, но и ответственность возросла. Серийные убийства с маньяком раскрывались чаще заказных. Если бы на заказные бросали столько же людей, иногда сотни, не мешали противодействием большие начальники, то и этот процент мог вырасти хотя бы до половины.

Он понимал, что большого общественного резонанса не будет. Многие отнесутся к этому спокойно, а некоторые и с одобрением. Дорожные проститутки и наркоманки — кому нужны эти падшие и заблудшие овцы?.. Сами виноваты в своем общественно негативном и аморальном поведении. Но, это все-таки люди!

Необычное дело серийного маньяка… Никто не даст несколько десятков сотрудников для прочесывания мест преступления, не создадут огромную следственно-оперативную группу, но особо ущемлять не станут. Спрашивать будут жёстко — галочка по серийности начальникам необходима, как хлеб.

И Сафронов понимал все это… Считал делом чести раскрытие этих преступлений не для галочки, а для восстановления справедливой законности. Закон не сортирует людей на падших, обычных и не досягаемых. Люди, инструментом которых он является, иногда используют его по-разному.

Глеб пододвинул поближе, уже начавшие распухать, материалы уголовного дела. Закурил, собираясь с мыслями. Вспомнил последний разговор с Костей Пулковым и огорчился. «Неужели все опера так думают о прокуратуре? Что ж… сами даем повод. Некоторых из кабинета палкой не вышибить — все им принеси, найди и подай. Строчат кучу отдельных поручений, жалуются, что то и это опера не выполнили, жопу от стула оторвать не могут. Сидит такой следачок, корчит из себя начальничка и за дело совсем не болеет».

Сафронов вздохнул, открыл папку — подвести итоги, наметить дальнейшие действия. В кабинет ворвался запыхавшийся Пулков.

— Привет, Глеб! Чай есть?

— Есть, — сухо ответил Сафронов. — Наливай.

Пулков налил полную кружку, отпил несколько глотков, присаживаясь напротив следователя.