Куросиво - [93]
В деревне отметили еще только «месяц инея»,[189] но в семье Хигаси, придерживавшейся солнечного календаря, уже закончились приготовления к новогоднему празднику. Правда, все было очень скромно, только для соблюдения обычая, но у ворот поставили все же сосновые деревца. Было двадцать восьмое декабря. С утра сыпал мелкий снег, потом перестал, и на смену ему поднялся сильный ветер. Дни стояли короткие – не успевало как следует рассвести, как уже опускались ранние сумерки. Старый Хигаси, аккуратно одетый в выцветшее коричневое полосатое кимоно и старенькое парусиновое хаори, сидел, прислонившись к столбу, в комнате в глубине дома, где в странном несоответствии со скромным убранством, в маленькой тесной нише висело, как украшение, оружие – малый и большой мечи, боевой панцирь. Левая рука старика покоилась на перевязи. Слегка откинув назад голову, старый Хигаси прислушался – в соседней комнате старинные восьмиугольные часы пробили четыре.
– Четыре часа? Уже, наверное, смеркается? – ни к кому не обращаясь, проговорил он и закрыл незрячие глаза.
По улице, сотрясая деревья «кэяки», стеной окружившие дом, пронесся жуткий порыв ветра. Из кухни долетал голос жены, многословно распекавшей служанку, и стук ножа – готовились праздничные рисовые лепешки.
Этот звук пробудил в старом Хигаси множество разных воспоминаний.
Он вспомнил, как слышал такие же звуки пятьдесят лет назад, в Эдо, в усадьбе на Кодзимати, и перед ним возникли дорогие образы отца и матери и счастливые дни тех стародавних времен, последовавшие затем перемены, трагедия реставрации, тоска двадцатилетнего отшельничества. Вся жизнь снова прошла перед мысленным взором старого Хигаси, и непрошенные слезы невольно навернулись у него на глазах.
Потом он подумал о том, что близится окончание года, и недавние события вновь пронеслись в его воображении как длинный свиток картин. Он промелькнул быстро, как сон, этот богатый событиями год, и в то же время тянулся долго, словно сто лет. Весной он впервые увидел Токио после двадцатилетней разлуки, увидел своими глазами, что представляет собой на деле правление так называемой «клановой клики». Ему удалось избегнуть опасности, он не пошел в подчинение узурпаторам и возвратился домой. А потом – потом наступила эта слепота, эта слабость… Кто знает, суждено ли ему еще раз увидеть новогодние праздники в будущем году?
Погруженный в задумчивость, старый Хигаси не слышал приблизившихся к нему шагов.
– Отец, письмо пришло.
– Письмо? От кого?
– От Сато-сан.
– От Сато… Он совсем перестал писать в последнее время… Ну, читай, читай…
Жена неторопливо принялась за чтение. С тех пор как старый Хигаси ослеп, многие его корреспонденты, узнав об этом, старались писать по возможности азбукой,[190] так что госпожа Хигаси без особого труда справлялась с этой задачей.
«Привет!
Зимние холода дают себя знать с каждым днем все сильнее. Как самочувствие почтенного старца? А ваш покерный слуга совершенно неожиданно для себя на днях оказался приговорен к ссылке на остров…»
– Что такое? Ссылка на остров? Опять что-нибудь переврала! Прочти это место еще раз, еще раз, говорят тебе!
– Да нет же, я читаю правильно, здесь точно на писано буквами: «Ссылка на остров…»
– Вот как?! Ну, ладно. Читай же дальше!
«…предписано в течение трех лет не сметь приближаться к Токио ближе, чем на расстояние трех ри. Жаловаться бесполезно, клановой клике слишком уж от меня доставалось за эти годы, так что приходится смириться. Как вам, вероятно, известно, наша атака на правительство приняла весьма активные формы, и правительство решило перейти в контрнаступление – решено подвергнуть нас всех изгнанию. Кроме меня, под действие этого благодатного закона подпало еще четыреста человек. Все они высланы из столицы сроком на три года. Кто мог ожидать, что ленивые беспечные власти решатся предпринять такие меры? Приходится признать, что мы проявили беспечность и в ожидании грядущих побед потерпели позорное поражение…»
– Как темно, ничего разобрать невозможно… Кити! Кити! Зажги же лампу! Смотри, ведь в комнате совсем уж темно, а ты все выжидаешь чего-то, вот бестолковая!..
4
Служанка принесла лампу. Свет ее озарил напряженное, изменившееся лицо старого Хигаси.
– Ну, читай же, что ты медлишь! Читай же скорей!
– Подождите минуточку… Да разве же можно так выпускать фитиль? Честное слово, вот дырявые руки… Кити! Ну, до чего же ты…
– Будешь ты читать или нет? – старый Хигаси стукнул кулаком здоровой правой руки по раме котацу.
Жена, поворчав еще некоторое время, опять принялась за чтение.
«…потерпели позорное поражение. Нам пришлось спешно бежать из Токио в Иокогаму. Газета закрыта.
Въезд в Токио запрещен. Теперь мы бойцы разгромленной армии. Какая ирония судьбы! Посмейтесь же вместе с нами над нашей печальной участью! Думаю, что при таком положении вещей в ближайшие год-другой ничего предпринять не удастся. Поэтому я решил отправиться на это время в путешествие за границу. Собираюсь выехать, как только все подготовлю к отъезду. Из Америки думаю поехать в Англию. С радостью думаю о том, что, если попаду в Англию, сумею повидаться там с вашим почтенным сыном.
