Куросиво - [5]
Выходец из захудалого рода, многие поколения которого унижались перед сильными мира сего, граф всегда нестерпимо завидовал немногим баловням судьбы – богатым аристократам, и в эти весенние апрельские дни почувствовал, наконец, что настало его время, время удовлетворения страстной жажды наживы и власти, унаследованной с кровью дедов и прадедов.
Теперь он мечтал ослепить иностранцев этим концертом, культурой одного случайного вечера и немедленно потребовать пересмотра договоров;[15] показать единственную искусственно взращенную в теплице ветку сливы и заявить: видите, весна наступила, выполняйте же обещания, верните то, что забрали в долг. И хотя трудно было допустить, что иностранцы, обольщенные приветливым обращением, но ни на минуту не забывающие своих точно рассчитанных выгод, растают от комплиментов и попадутся на приманку, – но кто не рискует, тот и не выигрывает! Во всяком случае, граф считал, что теперь, накануне открытия парламента, с вопросом о пересмотре договоров необходимо покончить и что этот путь – единственный. Недаром в свое время господа Икс и Игрек беседовали с графом за рюмкой вина и чрезвычайно настойчиво уговаривали его прислушаться к просьбам деловых кругов. Один-единственный кивок графа Фудзисава, голова которого уподобилась молоту бога Дайкоку, приносящего богатство, создал тогда ему из ничего великолепный особняк в центре столицы.
Сегодня вечером, в клубе, граф уклонился от чести пребывать в обществе высочайших особ, готовых удостоить его своим вниманием, и расположился в дымной курительной комнате. Сидя в мягком кресле с сигарой в зубах, он находился в самом приятном расположении духа, чувствуя себя драконом, оседлавшим непокорные тучи.
– Фудзисава-сан! – из голубого дыма высунулось лицо графа Нандзё, с узенькими глазками под густыми бровями, не то глупое, не то насмешливое. – Вот мы говорили только-что… Цутия в своей газете сравнивает вас с монахом-правителем…[16]
Граф Фудзисава только усмехнулся. Он, перед кем все терепещут, кто красноречием не уступит самому Бисмарку, равнодушен к подобным выпадам. Единственное, что способно его уколоть, это намек на его маленький рост – граф меньше пяти сяку[17] ростом. Остальное его не трогает.
– Нахальный народ эти газетчики. Я, лично, считаю, что Киёмори[18] щенок перед Фудзисава…
Граф Фудзисава озадачен. Все ждут, чтобы говорящий разъяснил свою мысль.
– Киёмори тоже, конечно, был любителем женщин, но стоило ему увлечься новой красавицей, как он бросал прежнюю любовницу. Так было и с Токива[19] и с Гио…[20]
А граф Фудзисава – человек великодушный, он никого не бросает…
Волны дыма колеблются от громкого хохота. Граф Фудзисава снова ограничивается молчаливой усмешкой, кончик его сигары вспыхивает, как красный светлячок. Во-первых, у него сегодня отличное настроение. Во-вторых, ему известен характер графа Нандзё; рассердиться – значит лишь вызвать поток новых острот.
– Я тоже видел эту газету… – звучит сквозь дым тот самый голос, который недавно декламировал на балконе собственные стихи. – Видел, видел, как же… Они пишут многое в угрожающем тоне… Тайра,[21] мол, находились в зените могущества, когда по всей стране Минамото[22] уже ждали часа, чтобы начать борьбу… Что, мол, возможно, есть и теперь среди нас такой же старик, как Минамото Самми,[23] который ждет только удобного случая… Что-то в этом роде…
– Ах, забыл, совсем забыл! – граф Фудзисава внезапно ударил себя по колену. – Хигаси-кун, Хигаси-кун!
Молодой секретарь наклонился к графу.
– Позови Хигаси! Хигаси сюда!
Молодой секретарь, знавший всех сколько-нибудь примечательных людей в столице и с гордостью полагавший, что те, кого он не знает, и не стоят того, чтобы их знать, в течение десятой доли секунды мысленно пробегал список всех известных ему джентльменов и, не обнаружив в нём Хигаси, проговорил наконец:
– Как вы изволили?..
– Да Хигаси же, говорят тебе. Тот старик, которого я привез…
– Слушаюсь… – как бы стыдясь, что он догадался так поздно, секретарь исчез с быстротою молнии и снова, как молния же, появился обратно, еще раньше, чем граф Нандзё успел открыть рот и проговорить: «А, так, значит, это был Хига…»
– Ну, что?
– Изволили уехать.
– Уехал?!
Из-за спины секретаря выступил молодой человек с цветком вишни в петлице.
– Только что удалились. Просили передать графу поклон.
– Уехал… Вот как…
Заиграл оркестр, возвещая окончание перерыва. Послышалось шарканье ног множества поднявшихся со своих мест людей.
– Вот как… Чертовски упрямый, однако, старик… – ни к кому не обращаясь, словно про себя, проговорил граф Фудзисава, встал, стряхнул пепел сигары и, беседуя с графом Нандзё, неторопливо направился в зал.
Глава II
1
Выйдя из ворот клуба, старик нанял рикшу. Сошел он на улице Симо-нибантё перед окруженным оградой домом; на освещенной газовым фонарем дощечке у входа было написано имя владельца: «Аояги». Толкнув калитку, старик шагнул через порог.
– Добро пожаловать! – хорошенькая горничная лет восемнадцати, с глазами не столько смышлеными, сколько плутоватыми, сделала такую мину, словно не сразу узнала его. Не обращая внимания на ее неучтивость, старик невозмутимо прошел в дом, поднялся на второй этаж и остановился в полной темноте. Вскоре вслед за ним поднялась и горничная с лампой.
