Курортное приключение - [55]

Рыжие волосы распущены по плечам. Холин с трудом узнал в ультрасовременной девушке своего лечащего врача.

– Назначили свидание, а сами спите?

– Я думал, что вы не придете.

– Коварный вы человек. Назвали свидание терапевтической процедурой. Разве может врач после этого не прийти? Какова программа? Я свободна до шести часов.

– А в шесть?

– В шесть мы идем в кино.

– Кто это «мы»?

– Наше отделение. Культпоход.

– Вы председатель местного комитета?

– Слушайте, вы страшный человек. Вы все знаете. Я – заместитель. Почему вы все знаете, а?

– Только о тех, кто мне симпатичен. Я могу перевоплощаться – я уже вам говорил. Но только в тех, кто мне симпатичен.

– И все-таки почему вы узнали, что я в месткоме?

– У вас повадки профсоюзного босса. Вы всех хотите поучать. Увидели, что я задремал, – и уже недовольный рык: «Назначили свидание, а сами спите?» Как же! Непорядок. На свидании спать не положено.

Она прислонилась к камню, с Холиным рядом.

– Какой горячий…

– Ага.

– Прямо как огонь…

– Пахнет летом. Хорошо. Все запретное хорошо.

– Разве лето запретное?

– Для меня да. Я еще должен жить во вьюге. А вот украл кусочек лета.

Она подставила лицо солнцу, закрыла глаза. Три бабочки разом улетели, потом прилетели снова. Красный свитер плотно облегал ее грудь. У нее была небольшая красивая грудь.

– Слушайте, – сказал Холин. – Вы ни капли не похожи на врача. Я не воспринимаю вас как врача. Врач должен быть строгий, сухой, пожилой, его надо бояться. А вы какая-то домашняя, уютная. Я вас ни капли не боюсь. Даже если вы вот сейчас окажете: «Сегодня ночью вы умрете», я ничуть не испугаюсь. Чем вы это объясняете, доктор?

– Просто я вам нравлюсь.

– Только этим?

– Наверно…

Три бабочки опять разом вспорхнули, сделали над валуном круг и снова сели на свои места.

– А может быть, тем, что вы особый врач? Естественный врач. Вы смущаетесь, краснеете…

– То, что вы говорите, ужасно.

– Наоборот – прекрасно.

– Если бы вы знали, как я ненавижу себя за это. Я все время борюсь с собой.

– Не надо бороться. Естественность – самое ценное человеческое качество. Не каждому удается его сохранить. Я знал только одного естественного человека. Это был мой товарищ по институту. Он был «раб идеи» – идеи путешествий, мы его прозвали Рабом. Теперь я понимаю, почему он все время рвался в дорогу. Он искал таких же, как он. Он искал естественность.

– И нашел?

– Не знаю. Не обратил внимания. В то время я был эгоистом и никого не замечал, кроме себя.

– И где сейчас этот ваш Раб?

– Мы потеряли друг друга из вида.

– Он завхоз.

– Откуда вы знаете?

– Предполагаю. Такие люди обычно становятся или завхозами, или лесниками.

– Почему?

– У них нет движущей силы. А, к сожалению, движущая сила одна – эгоизм. У кого его больше – тот добивается большего, у кого меньше – тот растворяется в других.

– Но раствориться в других – тоже эгоизм. Это, по-моему, и есть настоящий эгоизм. Но не будем ударяться в философию. Иначе я вам испорчу всю прогулку. Я страшно заводной насчет философии. Лучше я вам расскажу про другого своего знакомого. Он тоже кладоискатель. Но в другом совсем плане, нежели Раб. Он ищет человека в человеке. То есть вскрывает тело и отыскивает душу. Как хирург.

– Это жестоко.

– Очень. Но хирурги тоже жестокие. Этот человек всю жизнь плетет интриги безо всякой для себя выгоды, с одной лишь целью – чтобы человек подорвался на интриге, как на мине, и обнажил свою сущность.

– Вы тоже подорвались?

– Да.

– Потеря невесты – дело его рук?

– Нет. Невеста ушла сама по себе. Она все равно бы ушла. Не сегодня, так завтра, ни к одному, так к другому. Слишком по-разному мы относились к жизни. Он сделал хуже. Этот человек, председатель местного комитета, потребовал, чтобы я уступил свою очередь на квартиру вновь образовавшейся семье: моя невеста, ее муж и появившийся ребенок. Дескать, трое против одного.

– И вы уступили?

– Нет.

– А по-моему, уступили.

– В том-то и дело, что нет.

– Ага. И вас это мучает. Вот еще одна причина инфаркта.

– В вашем голосе слышится радость открывателя.

– Вы подозрительны сверх меры.

Она дотронулась до его плеча.

– А я бы на вашем месте уступила. Не ради них, а ради себя. Я бы тогда спала спокойно.

– А они бы ворочались?

– Возможно. Меня бы это не очень волновало, главное – я бы спала спокойно. И может быть, не было бы инфаркта.

Холин спугнул рукой бабочек.

– Возможно… Но мне хотелось сделать ей больно… Это справедливо… И я имел право…

– А сделали больно себе. Потому что вы не эгоист. Эгоист знает одно золотое правило: не делай людям зла – сам не получишь зла.

– И добра тоже.

– Да. И добра. Эгоист нейтрален, как аргон. Поэтому он всегда прав. А раз прав, то в любом случае он в выигрыше.

– Этот человек… Иван… Он, видно, ожидал именно этого, когда устроил всю историю… А когда получилось не по его, начал нервничать… Даже организовал мне проводы на курорт… Все смотрел, докапывался до моей души… Он будет и потом, когда я приеду…

Антонина Петровна заглянула ему в лицо.

– По-моему, вы начали нервничать. Вот это вам совсем ни к чему. Пойдемте, а то я не успею к шести.

Они пошли по тропинке вверх. Дорожка делала поворот через каждый десяток метров, преодолевая крутой подъем. Она шла легко, пружиня ноги в новеньких чешских кедах, локти слегка прижаты к бокам, узкие плечи плавно движутся в такт шагам. Видно, занимается спортом.