Куриный бульон для души. Мы сильнее наших страхов - [100]

Хаусситинг навсегда изменил нашу жизнь. Мы познакомились со столькими замечательными людьми в нескольких европейских странах (со многими из них мы сейчас поддерживаем дружеские отношения) и посетили столько прекрасных мест. Впечатления и эмоции, которые мы пережили за последний год, навсегда останутся в нашей памяти. Я благодарна всем, кто доверил нам свои дома и, что еще важнее, своих питомцев. Они преобразили нашу жизнь и помогли нам сделать большой шаг навстречу яркому будущему.

Благодаря нашим поездкам я написала статьи о путешествиях и опубликовала их не только на том туристическом сайте, но и в разных журналах и газетах. Год назад я бы не поверила, что стану писателем-путешественником. А теперь моим домом стал весь мир, и это только начало – впереди нас ждет еще много неизведанных мест.

Синтия Грэхем

С другой планеты

На нашей тесной планете люди больше не могут жить, как чужие.

Эдлай Стивенсон II

Выбрать португальский в качестве основной специализации – отличный способ превратить большой, бездушный Гарвардский университет в маленький колледж. Два профессора португальского холили и лелеяли меня. Все бы хорошо, только на программе «Португальские и бразильские исследования» не было достаточного количества курсов, необходимых по моей специализации.

Решение проблемы напрашивалось само собой – поехать за границу и пройти недостающие курсы по португальскому там. Но в далекие 1970-е в старом добром Гарварде бытовало мнение, что никакая заграница не сравнится с обучением на кампусе. Мне пришлось просить многоуважаемых деканов, восседавших в стенах нашего увитого плющом университета[68], чтобы мне разрешили поехать за границу во время моего первого года обучения. Им понадобилось несколько месяцев, чтобы вынести свой вердикт. Ощущение было такое, будто я ждала выхода указа Папы Римского или еще чего покруче.

Мне дали добро, и я, возможно, стала первой из студентов Гарварда, которому зачли в учебном плане курсы, пройденные за границей. Мне было двадцать лет, когда я села на самолет до Рио-де-Жанейро и упорхнула в самое невероятное приключение в своей жизни. Я начала с шестинедельных вводных языковых курсов. Обучение проходило в стиле школы выживания Outward Bound[69]: нас бросили в нескольких километрах от города без денег, чтобы проверить, сможем ли мы попросить на португальском помощи у сердобольных незнакомцев.

Потом я на пару месяцев уехала в трущобы на северо-востоке страны, чтобы собрать материал для своей курсовой работы. Я откуда-то узнала об особенном типе бразильской литературы – literatura de cordel, что в переводе означает «веревочная литература». Это были «самиздатовские» книжечки-памфлеты – folhetos, – которые рыночные торговцы развешивали на бельевых веревках. В этих folhetos бедные бразильцы печатали фольклорные произведения, сказки, истории о чудесах, религиозных деятелях и местных героях. Также существовали знаменитые певцы – cantadores– которые на ходу слагали свои песни. Они сражались друг с другом в певческих битвах. За поединком наблюдали сотни зрителей. Их песни и остроумные находки потом становились материалом для новых folhetos.

Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда я точно не полагалась на здравый смысл. Я переехала на автобусе через всю Бразилию по Трансамазонскому шоссе и при этом разговаривала только на португальском. На каждом пальце у меня было по золотому кольцу, там не было никаких мобильных телефонов, и никто не знал, где я. Удивительно, как я не влипла в какую-нибудь неприятную историю. Я надеялась на лучшее – так оно и вышло. (А еще я говорила, что золотые кольца ненастоящие. В том месте даже обручальные кольца делались из какого-то дешевого искореженного металла, поэтому мне все верили.)

Люди относились ко мне по-доброму и всегда были готовы прийти на помощь. Когда мне нужно было поговорить с кем-то для моего исследования, нам устраивали встречу. В сообществе знатоков «веревочной литературы» в крупном северо-восточном регионе Бразилии все знали меня как pesquisadora americana (американскую исследовательницу). Куда бы я ни поехала, у меня брали интервью для газеты и приглашали на званые ужины с местными знаменитостями. Я ходила на певческие битвы, певцы посвящали мне песни, называя меня pesquisadora, а я сидела там вместе с cantadores перед толпой зрителей.

Я бывала в местах, где люди никогда в жизни не видели никого с таким бледным цветом кожи, как у меня. В одном городе, глубоко в сердце страны, меня обступили пятьдесят женщин и детей, которые были потомками индейцев. Они стояли вокруг меня и глазели, иногда кто-то осмеливался подбежать и дотронуться до моих светлых волос, которые доставали до талии, или посмотреть в мои голубые глаза и потом, посмеиваясь, быстро встать обратно вкруг. Для них я была чем-то невообразимым – будто с другой планеты.

Я путешествовала по местам, которые населяли бедняки, и жила, как они. Я останавливалась в самых отвратительных, убогих гостиницах, которые вы только можете себе представить. Эти лачуги обходились мне по 5 долларов в сутки и были заполнены страждущими и угнетенными. Люди совершали религиозные паломничества в места, которые мне тоже нужно было посетить. Там жили многие святые и мученики, ходили легенды о чудесных исцелениях. Я до сих пор помню малюсенькую ванную комнату, где столкнулась с самым гигантским тараканом, какого когда-либо видела. Он был несколько сантиметров в длину и пробежал на расстоянии пяти сантиметров от моего лица – так быстро я не мылась никогда в жизни.