Куприн: Возмутитель спокойствия - [124]
Тем временем надвигалась 20-я годовщина Октября. Куприны вернулись из Голицына в Москву, снова жили в «Метрополе» и готовились принять участие в торжествах. Именно 25 октября, что символично, они подписали договор с «Мосфильмом» об экранизации «Штабс-капитана Рыбникова», рассказа о японском шпионе (ситуация на советско-японской границе была очень напряженная), и «Гамбринуса». И эти старые рассказы оказались востребованы временем. Над сценариями работал Лев Исаевич Славин, одессит, автор известнейшей в те годы пьесы «Интервенция» (1932).
И вот наступило 7 ноября 1937 года. Десять часов утра. Куприны сидят на трибунах Красной площади — они получили персональное приглашение. Их узнают, показывают на них другим. «Александровец, на тебя вся Москва смотрит!» — писал не так давно Александр Иванович в «Юнкерах». Раньше он любил эти доказательства своей славы, теперь реагировал болезненно. «Папа потрясен грандиозным зрелищем! — писала Елизавета Морицовна дочери. — Сказал, что теперь я вижу: для советских граждан невозможного нет!» (8 ноября 1937 года)[419]. Конечно, Александр Иванович уловил общее воодушевление среди нескончаемых «ура», маршей, барабанной дроби, нарастающего гула зрителей, приветствующих Сталина, наркома обороны Ворошилова и его выступление: «Рабоче-крестьянская Красная Армия, как и весь Советский Союз, готова жить в мире со всем миром, но Красная Армия также готова каждый миг в порошок стереть врага, дерзнувшего напасть на страну трудящихся». Парад 1937 года демонстрировал готовность СССР к любой военной угрозе, а угроза уже сгущалась над Европой со стороны бряцающей оружием Германии. Атмосфера парада была на редкость духоподьемной, судя по сохранившейся кинохронике.
«Комсомольская правда» напечатала восторженные слова писателя: «Седьмого ноября... я видел... подлинный парад народа, уверенного в своей правоте, народа, который знает, за что он борется и ради чего он живет».
Даже если Куприн и не все понимал из происходящего, это был сильнейший эмоциональный удар. После долгих лет без Родины вдруг ее обрести, после полунищего и отверженного существования оказаться в числе почетных гостей Кремля, понимать, что тобой занимаются первые лица государства... Теперь можно спокойно и умереть.
В середине декабря 1937 года Куприны приехали в Ленинград. Здесь каждый вид, каждый проулок и запах воскрешали события бурной молодости. Вот он — купол Святого Исаакия Далматского, под сень которого так и не попали дорогие Куприну северо-западники. А разве легко было поверить в то, что можно на автомобиле минут через сорок оказаться в Гатчине?! Увидеть свой зеленый домик, который ему обещают вернуть, обнять Щербова, сходить на могилу Сапсана...
В январе наступившего 1938 года Александр Иванович сильно простудился. Сначала грипп, потом воспаление легких, с которым он попал в больницу. И в это же время слег с воспалением легких Щербов. Елизавета Морицовна, которая смогла перепоручить мужа врачам, помчалась в Гатчину: застала Щербова в агонии, а его жену Анастасию Давыдовну сильно постаревшей, разбитой.
Ноги сами принесли Елизавету Морицовну к их прежнему дому. Что именно ей вспоминалось? Как они въехали сюда? Зиночке не было и года, Ксеночке — всего три... Или то, как вот в этом садике курили махорку солдаты из их лазарета? Или то, как муж, шатаясь от голода, выкапывал из мерзлой земли картошку, которую они в полной темноте ели в революционные годы? «Ты спрашиваешь, какое впечатление от Гатчины? — писала она Ксении. — Конечно, очень сильное: стоит маленький зеленый домик, весь в снегу... в котором мы с папой были молоды и ты была крошкой. Весь поселок очень нарядный, от такого пейзажа глаз за 18 лет отвык. В самый дом не заходила — не хотелось беспокоить людей» (27 февраля 1938 года).
Седьмого января Щербова не стало, но Куприну об этом долго не говорили. Пока он лежал в больнице, Ленгорисполком решил вопрос с жильем. Куприным предоставили квартиру на Лесном проспекте, в недавно построенном «Доме специалистов» (№ 61), где получала жилье интеллектуальная элита. Четыре комнаты, центральное отопление, телефон. Здесь Александр Иванович отлеживался после больницы; когда ему стало лучше, полюбил сидеть на кухне, где плиту нужно было топить дровами. Глядя на огонь, говорил жене: «Какая это прелесть! Своя печка, свой огонь, и дрова трещат так, как они умеют трещать только в России!» В одной комнате оборудовали кабинет, одну оставили для Ксении, которая все еще делала вид, что вот-вот приедет. «Квартирка у нас светлая — много солнца... Воздух прекрасный, очень близко большой парк. Автомобиль можно иметь от Союза писателей всегда... <...> Тебя ждет большая комната — не обставляю и — думаю, ты все сделаешь по своему вкусу», — писала дочери Елизавета Морицовна 6 февраля.
Их навещали сотрудники Пушкинского Дома[79*], в фондах которого оказались некоторые вещи, вынужденно брошенные когда-то Куприным в гатчинском доме, например, детский альбом Ксении с семейными фотографиями (он до сих пор хранится в ИРЛИ). Но в целом посетителей стало меньше; и по причине болезненного состояния писателя, и по причине удаленности Лесного проспекта от центра. Воспоминаний об этом последнем годе жизни Куприна почти нет, а одна из фотографий, сделанная в феврале 1938 года, запечатлела его в постели. Потом пойдут снимки, на которые тяжело смотреть. Они будут сделаны летом в Гатчине.
Аркадий Аверченко (1880–1925) — титулованный «король смеха», основатель, неутомимый редактор и многоликий автор популярнейших журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», выпускавший книгу за книгой собственных рассказов и умудрившийся снискать славу эпикурейца, завсегдатая ресторанов и записного сердцееда, — до сих пор остается загадкой. Почему он, «выходец из народа», горячо приветствовал Февральскую революцию и всадил своей знаменитой книгой «Дюжину ножей в спину революции» Октябрьской? Почему Ленин ответил на «Дюжину ножей» личной рецензией, озаглавленной «Талантливая книжка»? Почему, наконец, ни одна из «историй сердца» не довела юмориста до брачного венца? Виктория Миленко, кандидат филологических наук, севастопольский исследователь жизни и творчества своего земляка, предприняла попытку дать объемное жизнеописание Аркадия Аверченко и ответить на многие вопросы, объединив зарубежные исследования, отечественные наработки и свои открытия как в архивных фондах, так и в истории семьи писателя, разыскав его здравствующих родственников.
Саша Черный (1880–1932), знаменитый сатирический поэт, по одним оценкам — «безнадежный пессимист», по другим — «детская душа». Каким был этот человек, создавший язвительную картину своей эпохи и вдруг развернувшийся к противоположным жанрам? Что заставляло его бросаться от сатиры — к лирике, от революционных манифестов — к религиозному миссионерству, от ядовитых политических памфлетов — к стихам для детей? По каким причинам он ушел из процветающего журнала «Сатирикон»? Отчего сторонился людей, хотя в круг его общения входили Куприн, Аверченко, Горький, Чуковский, Маршак? Почему всю жизнь искал «вершину голую»? Как вышло, что он прошел всю Первую мировую войну, а в решающие дни 1917-го оказался в Пскове, эпицентре переломных для державы событий?.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.