Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку) - [16]

- Смотри-ка, телевидением обзавелись, - подтолкнул меня локтем Дима. Все как у людей.

Слева у Белого дома располагался скверик, посреди которого стоял в тенечке товарищ Ленин, простирая руку вдоль обязательно присутствующей в каждом городке Северного Кавказа улицы Красной, которая являлась главной. Даже сохранившая свое имя улица Ленина была здесь второй по значению, хотя на ней находились и прокуратура, и милиция.

Зато на Красной располагались и действующий кинотеатр, и горсуд, и редакции двух газет, и школа искусств, из окон которой все время доносились звуки то детского хора, то пианино, то мощно вступал целый оркестр. На этой же улице находился городской музей, в подвале которого работал бар, а также загс, книжный и другие магазины, но самая главная достопримечательность высилась на площади перед Домом культуры. Это был могучий, высоченный и толстенный дуб. Дуб был почему-то окружен нелепой гирляндой с вылинявшими флажками, непонятно что изображающими. Как заметил Манхэттен, это был одновременно памятник двум дубам: явлению природы и какому-то дубу человеческой породы, догадавшемуся окружить дерево такой гирляндой.

Мы пошли по городу. Заметно прибавилось бурно строящихся частных домов внушительных размеров. Кто-то богател, кто-то приезжал из других республик бывшего нерушимого. Когда межу ними пролегли границы, многие подались в Россию, спасаясь от войны и голода. В городе жила большая армянская диаспора, много выходцев из Душанбе и Казахстана. Те, кто побогаче, рвались в краевые центры - в Ростов и Краснодар, а то и поближе к Москве, а те, у кого денег было поменьше, переползали на последнем издыхании границу и оседали по мелким городам и станицам благодатного края.

Потом мы остановились посмотреть на большой, красивый храм. Подъехала "Волга", из неё с трудом выбрался батюшка метра два ростом и охвата невероятного, с лицом не только круглым, но и выпуклым, с реденькой бородкой. Он перекрестился на храм пухлыми пальцами и протиснулся в ворота.

- Ну и поп! Об такой лоб только поросят бить, - покачал головой Манхэттен.

И тут же получил по затылку от Димки, который истово крестился на кресты храма. Алик хотел что-то возразить по этому поводу, но Дима показал ему увесистый кулак, и аргумент был признан серьезным. Манхэттен заткнулся. Гулять особо было негде, и мы вернулись в центр, зашли в музей, хотя выучили его назубок ещё в прошлый приезд, а я так и раньше: приходилось бывать тут во время раскопок. И сотрудника музея, старшего археолога района я немного знал. Звали его Андрей, но в этот раз мы его не застали, куда-то уехал, впрочем, почти как всегда.

В музее было тихо и удивительно чисто. Одна сотрудница меня узнала, спросила, не на раскопках ли мы. Пришлось ответить, что нет. И в сердце кольнуло.

Я заторопил друзей, и мы вернулись в гостиницу. Там нас чуть Кондратий не хватил. Дверь в номер была приоткрыта. Мы не сговариваясь бросились внутрь и застыли на пороге. Две миловидные женщины убирались в комнатах. Мы с облегчением перевели дух и переглянулись.

Каждый из нас в душе, я уверен, проклинал себя за беспечность. Отправившись просто пошляться, мы оставили без присмотра огромную сумму денег. Это послужило нам уроком на будущее. С тех пор мы никуда не уходили вместе, если в доме оставались деньги и товар.

После обеда, когда мы дремали, развалясь на кроватях, к нам постучал молодой парень, сказал, что он от Хлюста, что дом освободился, и Хлюст просит кого-нибудь сходить посмотреть его. Пошли Дима и Манхэттен. Я остался.

Вернулись они быстрее, чем я ожидал, оба в приподнятом настроении, почти восторженные. Наперебой бросились расхваливать домик, заторопили, затормошили меня, и уже вечером мы переехали на новое место. Это оказался небольшой дом из четырех комнат, беленый, без обоев, светлый и чистенький, огражденный высоким забором. Вдоль стены шла беседка из виноградных лоз, которые летом закрывали окна зеленью от яркого и жаркого солнца Кубани.

Во дворе стоял большой сарай, крепкий, с мощными воротами. Огорода не было, зато радовал глаз фруктовый садик. Яблоня, груша, четыре вишни, два высоченных абрикосовых дерева и громадина-орех. И ещё была кухня-времянка, в каких здесь с весны до поздней осени проводит основное время почти все женское население, заготавливая разносолы и варенья, благо все растет тут само, только собирай.

Нас все устраивало. Со всех сторон дом окружали соседские заборы, с примыкающими хозяйствами, так что незаметно подобраться к нам было бы непросто, пришлось бы лезть через несколько дворов с собаками. Сарай был вместительный, во двор можно загонять машины, причем подгонять их прямо к сараю. И место тихое, и подъезды удобные. Словом, лучше не придумаешь.

Вечером мы устроили скромное новоселье, пригласив соседей, которые охотно откликнулись, завалив наш стол ранней зеленью, такой непривычной для нас в это время года, и всевозможными банками с "закрутками", как здесь называют маринады и соленья. Еще больше нас одарили полезными советами и информацией. Здесь все знали решительно всех и решительно все: кто, что, с кем, когда и куда.