Кунимодо - [5]

Шрифт
Интервал

А и одеты-то мы были, Господи, кто в чем.

Это ведь конец сорок пятого года, в стране голод, самый настоящий голод был. Все войска за пределами страны были переведены на местное, подножное, так сказать, довольствие. А мы как ушли в наступление в ботинках сыромятных, в обмотках перестиранных, шинелях и бушлатах бывших в употреблении... в походе еще обносились все в лоскуты!

Трофейное обмундирование понапялили на себя - кто что!

И мундиры, и ботинки, и ремни с японскими пряжками, шапки ихние солдатские, то ли из волчьего, то ли из собачьего меха - ужас! Посмотришь, бывало: солдаты, не солдаты... Армия, не армия...

А что нам было делать? Холодно, по ночам морозы уже стояли. Ребята на угловых постах натаскают в канавы и в кюветы дорожные бревен, столбов поваленных, досок, костры запалят, сидят греются. И патрульные часовые, которые вдоль ограды двигаться должны, - они тоже здесь. Подойдут к костру, посидят побазарят и пошли на другой угол.

К другому костру!..

VIII

В ту ночь в караульном помещении слышу вдруг: Бах! Ба-бах!.. Стрельба на объекте! Я поднял караул в ружье, трех караульных с собой и побежал на выстрелы, к угловому посту:

- Что такое?!

- Японцы убежали...

- Как - убежали?!

Патрульный, конечно, здесь же, у костра.

- Где? - спрашиваю.

- Да вон там... - отвечает, а сам трясется весь. - С той стороны, где кухня... разрезали проволоку и ушли...

- Веди, показывай!

Подходим к месту, рассказывает:

- Сидел с ребятами на углу, слышу, что-то с проволокой - гудит!.. Я бегом сюда, а они из-под проволоки один за другим - раз!.. раз!.. выскакивают и вон туда, через кювет, и за дорогу. Я затвор передернул: "Стой, стрелять буду!.." - и выстрелил...

- Попал?!

- Да не знаю! Я не целился... - чуть не ревет уже.

Засветил я фонарь, а в эту ночь первый снег выпал и все четко-четко так видно! Черный провал в заборе, перерезанная проволока, дыра... и следы на снегу - от босых ног. Босиком выходили, чтобы тише было; через кювет, через дорогу и дальше в темноту, там поле и за полем корейский поселок. И здесь же, сразу за дорогой, валяются: ранец, длинный нож, ножницы саперные... брызги от крови...

- Попал, значит. Бросили после выстрела.

Собрали мы "вещественные доказательства", принесли.

Разбудили начальника караула, а этот!.. - поднялся, злой с похмелья, матерится на чем свет стоит! Ему, понятно, все это не сахар, хвалить его за такое дело не станут.

- Что в ранце? - спрашивает.

Открыли ранец, лежат несколько буханок хлеба и в отдельном кармане на ранце - японское боевое знамя. Белое полотнище, посредине круг красный, черные иероглифы по углам. Что там у них написано, читать мы не стали, не понимаем; уложили все как было и отправили под охраной в штаб дивизии; сами всем караулом в лагерь:

- Тревога! Построить всех!.. Перекличка!

Начинаем считать - на том фланге, где кухня была, нет сорока человек. Целый взвод... Утром начштаба дивизии полковник Оганесян вызвал нашего начальника караула. Много говорить не стал и не ругался, сказал только:

- К вечеру все сорок человек должны быть на месте. Живые или мертвые. Все.

Капитан вернулся:

- Усилить посты вокруг лагеря. Свободных караульных в ружье!

Построил, разбил на группы по два, по три человека и в окрестные поселки:

- Искать! Всех вернуть! Времени прошло немного, далеко уйти не могли, где-то здесь они. При попытке к бегству - огонь!

Пошли мы.

IX

В ту сторону, куда вели следы, там поселок был, корейский. Не знаю, то ли у них связь была с жителями, то ли еще что, но из сорока человек шестнадцать беглецов здесь же сразу и поймали, кого где. Некоторые уже успели добыть себе - за деньги, что ли? - гражданскую одежду, переоделись. Но их сразу можно было отличить от местных, мы к этому времени уже отличали китайцев от корейцев, корейцев от японцев, японцев от китайцев и корейцев. Они все-таки разные.

И вот в этом поселке...

Как будто кто нарочно все подстроил... Зашли мы - в паре со мной был наводчик из моего расчета, Колька Кронов. Он был караульным, с карабином ходил, а я, как сержант, с автоматом, у нас на вооружении были автоматы ППШ. Заходим в один двор, во второй - нигде ничего нет... Потом в одном дворе смотрим - вдоль забора поленница. А ночью, я говорил, первый снег выпал, небольшой снежок, только припорошил слегка. И на всей-то поленнице снег, а тут в одном месте чистые поленья лежат, прямо как воронка. Не я, правда, заметил - Кронов заметил и говорит:

- Сань, посмотри-ка! Чё-то тут такое...

Пригляделись - действительно, что-то не так. Подходить-то стали уже с опаской. Подошли, Кронов возьми да и тронь эту поленницу, она вся - раз! - и рассыпалась. И оттуда, уже в черное переодетый, выскакивает человек, буквально у самого лица с визгом пролетел мимо нас и - в ворота и вдоль улицы - бежит!.. Мы за ним, выскочили - он от нас уже удаляется; убегает грамотно, петлями - справа налево, поэтому еще и не успел далеко-то убежать.

Бежит босиком. Кронов кричит:

- Саня, стреляй!

И... я бы выстрелил, конечно.

Если бы я его не узнал. И сейчас не знаю, как, по силуэту, по походке или еще по чему-то, но я узнал, что это он - Кунимодо. И все это в одну секунду, в мгновение в мозгах-то произошло: я сообразил, что это он, что в руках у меня автомат и он еще не успел далеко убежать, и если я сейчас подниму ППШ - я же его прошью. Наповал... Стою, руки с автоматом будто стопудовые сделались...


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.