Кунгош — птица бессмертия - [91]
Харис ликовал.
Он предвкушал встречу с поверженным врагом, сладострастно представлял себе, как будет куражиться над ним, сколько яда, сколько убийственной иронии плеснет в лицо ненавистному комиссару, когда его приведут к нему на допрос — жалкого, беспомощного, раздавлеппого. Но облик пленного обманул все его ожидания. В разорванной рубахе, с кровоподтеками и синяками на лице, Вахитов выглядел таким же сильным и уверенным в себе, как в тот день, когда он выступал на привокзальной площади перед толпой провожающих его рабочих и солдат, таким же невозмутимо спокойным, каким сиживал, бывало, за письменным столом в своем комиссариатском кабинете.
«Ну ничего! — подумал Харис. — Я быстро собью с тебя спесь!»
— За твою предательскую деятельность тебя будет судить народ, — с важностью сообщил он Вахитову. — А у нас к тебе только один вопрос. Отвечай: где деньги?
Вахитов презрительно молчал.
— Где спрятаны наши мусульманские деньги, я тебя спрашиваю! — истерически взвизгнул Харис.
Комиссар и бровью не повел. Он лишь слегка покачал головой, словно не палач с тяжелой ременной плетью стоял перед ним, а назойливая осенняя муха раздражала его слух своим жужжанием.
— Отвечай, скотина! — окончательно потеряв выдержку, взревел Харис. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Где спрятана касса комиссариата?!
— Зачем тебе знать? — усмехнулся Вахитов. — Эти деньги принадлежат Советской власти. Они собственность народа.
— Мы и есть народ! — крикнул Харис.
— Вы?! Вы подонки, — брезгливо поморщился комиссар. И такое искреннее, живое презрение отразилось на его лице, что Харис не стерпел.
— Молчать! — заорал он что есть мочи и ударил Вахитова своей тяжелой плетью по лицу.
Это послужило сигналом для остальных. Сбившись в кучу, палачи стали зверски избивать связанного комиссара.
— Стойте! — вопил Харис. — Убить всегда успеем! Надо сперва его допросить!
Но никто его уже не слушал.
Все бешенство, вся злобная ненависть к большевикам, к рабоче-крестьянской власти, скопившаяся в темных душах этих нелюдей, вдруг выплеснулась наружу, и они спешили излить ее на него, на этого беспомощного, связанного, избитого до полусмерти и все-таки не желающего им покориться человека.
Узнав, что комиссар Вахитов наконец схвачен, полковник Сикорский приказал немедленно доставить его к себе.
Услыхав, что сейчас сюда приведут арестованного Вахитова, в кабинете Сикорского собралось несколько офицеров. Заглянул сюда и Август Петрович Амбрустер, давний друг полковника: ему тоже не терпелось поглядеть на знаменитого комиссара.
Распахнулась дверь, и в комнате появился поручик, за ним двое конвойных ввели арестованного. Он еле передвигал ноги. Одежда на нем была изодрана в клочья.
Трудно было узнать в этом избитом, окровавленном человеке Мулланура Вахитова. Но Амбрустер его узнал.
— Что это значит? — ледяным тоном спросил Сикорский. — Поручик! Я вас спрашиваю! Это ваши люди так постарались?
Поручик вытянулся в струнку, щелкнул каблуками.
— Извольте отвечать! Кто избил арестованного? — повысил голос Сикорский.
— Осмелюсь доложить, — не моргнув глазом, отрапортовал поручик, — во время ареста он оказал бешеное сопротивление. Пришлось применить силу.
— Стыдитесь, поручик! По вашей вине господин Вахитов подумает о нас бог знает что! И будет прав… Вы не смели обращаться с ним так, словно перед вами какой-нибудь хам… Господин Вахитов — интеллигентный человек, и он заслуживает совсем иного обращения.
— Вы совершенно правы, полковник, — подхватил Амбрустер, сразу поняв тактику Сикорского. — Я имел честь встречаться с господином Вахитовым в бытность свою в Петрограде и могу подтвердить: он вполне интеллигентный человек. Человек, так сказать, нашего круга…
— Развяжите ему руки!
Руки комиссара немедленно развязали. Освободившись от стягивавших его веревок, Мулланур с трудом пошевелил затекшими пальцами.
— Прошу садиться. — Сикорский подвинул ему стул. — А вы убирайтесь прочь! — обернулся он к поручику. — И солдат своих заберите. Ну? Чтобы и духу вашего тут не было!
Поручик и солдаты, конвоировавшие арестованного, выскользнули из комнаты, бесшумно прикрыв за собою дверь.
— Скоты! — процедил сквозь эубы Сикорский, глядя им вслед. — И вот с такими людьми мы, к сожалению, вынуждены иметь дело. Не обессудьте, господин Вахитов. Таковы суровые обстоятельства, в которые поставила нас жизнь. Впрочем, вы можете не сомневаться: виновные будут наказаны. И наказаны примерно… Позвольте предложить вам папиросу?
Мулланур отрицательно покачал головой.
Обернувшись к краснолицему капитану, Сикорский приказал:
— Врача. Немедленно.
И совсем другим тоном:
— Я вижу, господин Вахитов, что сейчас вам не до разговоров. Ну что ж, мы подождем. У нас есть время. Отдохнете, придете в себя, и мы побеседуем. Я надеюсь, к обоюдному удовольствию.
Мулланур устало закрыл глаза. Прочитав в этом мимолетном движении нечто похожее на согласие с его словами, Сикорский удовлетворенно кивнул:
— Вот и великолепно.
Вскоре пришел врач и занялся обработкой чудовищных вахитовских ран и кровоподтеков.
Когда умытого и перевязанного комиссара наконец увели, Сикорский самодовольно ухмыльнулся.
Эти рассказы родились на земле Чувашии. Сколько лет каждому из них? Сто, пятьсот, тысяча? Сочиняя их, люди говорили о своих радостях, бедах, надеждах, рисовали жизнь такой, какой она была, какой они хотели ее видеть. Из уст в уста, из поколения в поколение передавались сказки, легенды, песни. Часть из них в литературной записи Михаила Юхмы вошла в сборник, который мы предлагаем вниманию читателей.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Творчество Льва Славина широко известно советскому и зарубежному читателю. Более чем за полувековую литературную деятельность им написано несколько романов, повестей, киносценариев, пьес, много рассказов и очерков. В разное время Л. Славиным опубликованы воспоминания, посвященные И. Бабелю, А. Платонову, Э. Багрицкому, Ю. Олеше, Вс. Иванову, М. Светлову. В серии «Пламенные революционеры» изданы повести Л. Славина «За нашу и вашу свободу» (1968 г.) — о Ярославе Домбровском и «Неистовый» (1973 г.) — о Виссарионе Белинском.
Валерий Осипов - автор многих произведений, посвященных проблемам современности. Его книги - «Неотправленное письмо», «Серебристый грибной дождь», «Рассказ в телеграммах», «Ускорение» и другие - хорошо знакомы читателям.Значительное место в творчестве писателя занимает историко-революционная тематика. В 1971 году в серии «Пламенные революционеры» вышла художественно-документальная повесть В. Осипова «Река рождается ручьями» об Александре Ульянове. Тепло встреченная читателями и прессой, книга выходит вторым изданием.
Армен Зурабов известен как прозаик и сценарист, автор книг рассказов и повестей «Каринка», «Клены», «Ожидание», пьесы «Лика», киноповести «Рождение». Эта книга Зурабова посвящена большевику-ленинцу, который вошел в историю под именем Камо (такова партийная кличка Семена Тер-Петросяна). Камо был человеком удивительного бесстрашия и мужества, для которого подвиг стал жизненной нормой. Писатель взял за основу последний год жизни своего героя — 1921-й, когда он готовился к поступлению в военную академию. Все события, описываемые в книге, как бы пропущены через восприятие главного героя, что дало возможность автору показать не только отважного и неуловимого Камо-боевика, борющегося с врагами революции, но и Камо, думающего о жизни страны, о Ленине, о совести.
Леонид Лиходеев широко известен как острый, наблюдательный писатель. Его фельетоны, напечатанные в «Правде», «Известиях», «Литературной газете», в журналах, издавались отдельными книгами. Он — автор романов «Я и мой автомобиль», «Четыре главы из жизни Марьи Николаевны», «Семь пятниц», а также книг «Боги, которые лепят горшки», «Цена умиления», «Искусство это искусство», «Местное время», «Тайна электричества» и др. В последнее время писатель работает над исторической темой.Его повесть «Сначала было слово» рассказывает о Петре Заичневском, который написал знаменитую прокламацию «Молодая Россия».