Кунгош — птица бессмертия - [37]

Ну, теперь-то все, слава аллаху, обошлось. Теперь хозяин его не обижает. Чуть ли не каждый день спрашивает: как живешь, Абдулла? Не нужно ли чего? Не стесняйся, скажи!..

Денег дал. Немного, правда. Но ему много и не надо. Жены у него нет, детей тоже. На что ему деньги? Была бы каморка, где голову приклонить, да кусок хлеба, да чтобы обращались с ним уважительно, как подобает обращаться со старым человеком.

Хотя, если правду сказать, он даже и не чувствует себя теперь таким уж старым. Совсем помолодел Абдулла. Даже ходить и то стал по-другому. Раньше, бывало, согнувшись идет, как старик, а теперь и спину разогнул, и голову высоко держит, и глаза блестят новым, молодым блеском: интересно стало ему жить на белом свете. Совсем как в те далекие времена, когда еще жива была его ненаглядная Селима.

Одна только мечта была теперь у Абдуллы: хотелось ему опять повстречать того молодого комиссара, отблагодарить его за добро. И вот наконец эта мечта сбылась. Теперь он знает его адрес, знает, как найти своего спасителя. Не знает только, как выразить ему свою благодарность.

Думал, думал Абдулла, и вот его осенило. Когда-то, в молодые годы, занимался он резьбой по дереву. И считался неплохим мастером. Но после смерти жены он совсем было забросил это занятие. А тут — вспомнил.

Решил Абдулла вырезать для своего друга комиссара комиссарский знак, красную звезду. Но не такую, как у всех комиссаров, а особенную. Он ведь не простой комиссар, не обыкновенный. Комиссар по делам мусульман. А мусульманской знак — полумесяц. И вот Абдулла надумал вырезать на дереве пятиконечную большевистскую звезду, а сверху над ней полумесяц.

Работа спорилась. Трудился Абдулла над своим подарком вечерами. Но в последнее время вечера стали какие-то беспокойные. Как только стемнеет, так у хозяина гости. Только усядешься, да возьмешься за дело — звонок. И опять надо вставать, отворять дверь, встречать очередного гостя, провожать его наверх, в господские покои. Что они там делают всю ночь напролет — один аллах знает. Может, в карты играют, может, вино пьют. В конце концов, это их, господское дело. У них свои заботы, а у него, У Абдуллы, свои.

Но один из таких ночных гостей Абдуллу сильно удивил. Он сразу узнал старого приятеля Августа Петровича — долговязого, длиннолицего полковника Сикорского. В прежние времена полковник был здесь довольно частым гостем. Однако вот уже несколько месяцев, как о нем не было ни слуху ни духу. Абдулла знал, что летом прошлого года Сикорский командовал войсками, стрелявшими в рабочих. Он отлично помнил, как, заявившись на другой день к Августу Петровичу, полковник орал на весь дом, что большевики губят Россию и его долг — долг русского офицера — стрелять, стрелять и стрелять в них до тех пор, пока останется жив хоть один из этих подлых вражеских шпионов, продающих родину за немецкие деньги.

Абдулла не сомневался, что полковник перестал бывать в доме его хозяина неспроста. Он был уверен, что Сикорский арестован. Но вот, оказывается, жив курилка… Пришел как ни в чем не бывало. Правда, не в старой своей полковничьей шинели, а в гражданском платье.

Сикорский явился не один. Спутник его, далеко не первой молодости, был тоже в штатском. Но особая, неповторимая манера держаться, разворот плеч, посадка головы все это говорило о том, что и на нем офицерская шипель выглядела бы естественнее, чем штатское пальто с бархатным воротничком и мягкая фетровая шляпа.

Раздеваясь в прихожей, они говорили не по-русски.

Но, услыхав произнесенное спутником Сикорского слово «капут», Абдулла догадался, что тот — немец.

«Как же так? — подумалось невольно. — Такой патриот и вдруг как ни в чем не бывало, дружески беседует с немцем, своим заклятым врагом?»

Никогда прежде Абдулла не интересовался делами хозяина и его гостей. Но загадочное появление полковника Сикорского, ненавидевшего немцев, рука об руку с переодетым немецким офицером не давало ему покоя. Тут была какая-то тайна. Уж не заманил ли проклятый Сикорский немца в этот уютный старый дом, чтобы здесь втихомолку его зарезать?

Погасив внизу свет, Абдулла тихонько, на цыпочках, черным ходом поднялся на второй этаж. Он и сам еще толком не знал, зачем идет туда. Подумал было даже, что не худо бы предупредить Августа Петровича, чтобы тот не доверял Сикорскому: этот головорез еще втянет в какую-нибудь беду.

Нельзя сказать, чтобы Абдулла сильно был предан своему хозяину, особенно после того, как тот поступил с ним так бессердечно. Однако десятилетия, проведенные в этом доме, долгая привычка честно исполнять свои обязанности, служить хозяину верой и правдой — все это не прошло для него даром.

Абдулла все еще колебался, не зная, как ему поступить. И вдруг он услышал шаги. Кто-то спускался вниз по черной лестнице. Пришлось спрятаться за выступ стены.

— Он ждет от нас немедленного ответа? Или нам дадут время подумать?

Это был голос Августа Петровича. Второй голос принадлежал Сикорскому.

— О чем тут раздумывать! — раздраженно сказал он. — Наши германские друзья вправе узнать, каковы наши ресурсы. Достанет ли у нашей организации сил, чтобы раз и навсегда покончить с большевиками.