Кумиры. Беседы с замечательными людьми - [5]

Потом были десятилетия запретов на публикации, на выезды. Но, чем меньше меня печатали, – тем больше я чувствовала: достоинство – самое главное, им нельзя жертвовать. Можно жертвовать жизнью. Но достоинством – никогда.

1980 год был для меня особенно тяжелым. Смерть Высоцкого, другие переживания. В тот год я выступила в защиту Сахарова на страницах «Нью-Йорк таймс». Об этом говорили все «голоса». Такое не прощают.

Я оказалась под полным запретом. Уехала в Тарусу – и писала, писала. За семь лет опалы я написала много хорошего, настолько, насколько я умею. Нельзя было ни выступать, ни печататься. Мне казалось, что чиновники не обращали на меня никакого внимания, но потом им пришлось все-таки считаться со мной. У меня всегда было независимое поведение, и своими шуточками и осознанными небрежностями в их адрес я доказала силу своего характера. Меня нельзя унизить. Что можно сделать со мной? Исключить? Неоткуда. Лишить? Бедность я уже знала, да у меня и нет ничего, только кошка и собака. Но я не сношу оскорбления, да никто и не смел этого сделать. Я никогда не просила за себя, хотя мне приходилось просить за моих друзей: так, я просила Андропова о Георгии Владимове, и его не посадили. Страх у меня был только один: меня могут выслать насильно, как моих друзей, замечательных писателей. Я всегда дорожила тем, что живу в России, и не могла бы никогда никуда уехать.

– А друзья помогали в трудный период?

– Я навсегда запомнила доброту Щипачева. Когда меня исключили из института, он сам позвонил мне домой, хотя мы не были знакомы, и предложил напечатать мои стихи в журнале «Октябрь», который он возглавлял. На свой первый гонорар я купила собаку.

Друзья мне помогали деньгами в трудные времена. Булат Шалвович особенно. Это был мой наиближайший друг. У нас была высочайшая дружба. Не знаю, с чем можно сравнить такого рода дружбу. Мы с Булатом всегда переписывались стихами:

Покуда жилкой голубою

Безумья орошен висок,

Булат, возьми меня с собою,

Люблю твой легонький возок.

А он мне: «Вот деньги тебе, Белла, купи автомобиль».

Я люблю людей, которые, претерпев многое, остаются чистыми душой. Таким был Булат Окуджава. Таковы Фазиль Искандер, Анатолий Приставкин. При всей мудрости, при всей многоопытности, они остались великодушны, жалостливы к миру. Для меня это важнейшие черты человека.

– Вы называете имена очень талантливых людей. В чем, на ваш взгляд, главное свойство таланта?

– Талант трудно определить. Это дар Божий. Но его непременное условие – это умение восхищаться талантом других. Для меня всегда в этом смысле будет примером Пушкин. Мне кажется смешным сочинитель, с важностью говорящий о своих сочинениях. Если у литератора нет иронии к себе, то для меня он не существует. Высочайший пример умения смеяться – Окуджава: он всегда смеялся над собой и никогда над другими. Что ни расскажет, – всегда он в смешном положении.

– Вы начинали в те годы, когда страна буквально жила поэзией, когда, вопреки известному стихотворению, лирики все же были в почете. Люди ломились в Политехнический, чтобы послушать вас, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского… А сейчас нет ли у вас ощущения, что голос поэта затерялся в шумах политических страстей?

– Казалось, еще вчера поэты собирали полные залы и стадионы. Сейчас все иначе. Выступления в Лужниках или Политехе – сегодня для меня это не обязательно: я пишу стихи и прозу не для слушателей, а для читателей. Может быть, потому, что никогда не лгу. У меня просто нет на это причин. И мне грех жаловаться. Как бы странно я ни писала, у меня все берут. Книги мои издаются. Туда, куда они не доходят, я езжу с выступлениями сама. Но сейчас я все больше ищу уединения – пишу.

– «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…» Хрестоматийные строки. Вы как поэт чувствуете обязанность быть гражданином? Иными словами – есть нормальный человеческий интерес не только к внутреннему, поэтическому миру, но и к внешнему?

– Недавно по телевизору я смотрела передачу с участием Радзинского о рейтинге российских властителей за всю историю страны. Большинство звонивших отдали свои голоса за Сталина. Не скажу, что это меня удивило, но и не огорчило, ведь часть народа уничтожена: кто-то погиб в лагерях, детприемниках, и они уже никогда не смогут позвонить по телефону. Уничтожена сама генеалогия – аристократия, купцы, мещане, всякий, кто мог думать иначе. А тех, кто звонил, я не обвиняю, – история рассудит. Время есть длительность, а современность – та мгновенность, которая важна лишь для современников. Наша страна – жертва, и те, кто сегодня за Сталина, тоже жертвы сталинизма, ленинизма, чудовищных преступлений режима. И как бы они ни ходили с плакатами и лозунгами, приходится принять и их за жертву: не мыслящие, не жалеющие. Но, думаю, по ходу истории возродить коммунизм уже не удастся. Сегодня есть люди, которые не хотят ни денег, ни власти. Приходит свежее поколение. И нашему российскому президенту придется считаться с этим, а также и со всемирными общими обстоятельствами, хотя бы в интересах собственного престижа. Конечно, наши условия исключительные. И, на первый взгляд, положение в нашей стране можно принять за безвыходный тоннель, но надеюсь на соучастие высших сил и свежесть новых поколений. Я давно живу на свете и видела времена и похуже. Я – незаунывный человек, и у меня есть надежда, что жизнь в нашей стране изменится к лучшему. Я вижу свет в конце тоннеля.