Кумир - [165]

Салли помчалась по ступенькам мимо лежавшего на полу тела, закатанного в одеяло. Она намеревалась заняться этим с утра, но позвонил Терри и попросил поработать над его речью. А теперь журналисты и полиция будут у нее не позже чем через час. И надо успеть замести следы, чтобы выкинуть это из головы.

Салли схватилась за ручку старого, еще йельских времен, сундука, что стоял в темноте под лестницей, весь в паутине. Он был тяжелый, металлические углы его скрежетали по бетону, когда она тащила его на свет. Толстый слой пыли на крышке скрывал имя, которое она написала на ней,— это было сто лет и сто жизней тому назад. Старый накладной замок заржавел, а ключ давно потерян.

Она взяла с полки молоток, шарахнула по замку, еще и еще. Но он держался. Наконец Салли схватила молоток обеими руками и ударила что было сил. Замок подскочил и открылся. Тяжелый запах, поднявшийся из сундука, окутал ее, как мрачное вздыбленное море.

Внутри он был заплесневелый — гнилой и зловонный. От него исходили пары грязи и разложения, праха, папоротника и полынной горечи. Это был запах джунглей вдоль Рио-Коко, тот самый запах смерти, что поджидал ее все эти годы. Но он показался ей благовонием.

Она упала на колени, словно в молитве, и ее руки скользнули по грубой ткани куртки защитного цвета. Салли ощутила ее осклизлость и ветхость. Она стояла на коленях, опустив голову, а руки ее, казалось, касались притягательной тайны джунглей.

Там, наверху, непрерывно звонил телефон. Ветер колошматил в ставни, дождь колотил по крыше. Но тут, глубоко в подвале, она сжала обеими руками грубую ткань, и воспоминания вспыхнули с новой силой.

Она увидела себя снова молодой сестрой милосердия, невинной и светлой, только что приехавшей в Гондурас. С потрескавшимися ногтями. С озабоченным лицом в веснушках. А из джунглей с шипением шли испарения. Она видела себя принимающей роды, а потом укладывающей младенцев в крохотные могилки. Она видела жестокую армию, посылающую из зарослей смерть. Она видела безликих гринго в белых рубашках с короткими рукавами и брюках-хаки, что несли разруху бедным, неграмотным крестьянам — кампесинос.

Там, в ее сундуке, похороненные среди принадлежностей для маскировки, ремней, коробок с патронами и оружия… там были заключены воспоминания, не занимавшие места, но сейчас они словно ожили, вывалились наружу, корчились, извивались и бились об пол.

В 1971 году, когда Салли возвращалась после первой случайной встречи с Фонсекой в Кабо-Грасиас-а-Диас, Рольфу Петерсену велели найти ее и выяснить, что же она знает. Они хотели потрясти ее, разобраться, не будет ли от нее пользы в их борьбе с сандинистской революцией. Она была Ла Путита — Малышка, и потому они с неприкрытым цинизмом подослали к ней высокого белокурого мужчину с мускулистыми руками и грудью.

Но когда утром он сошел с грязного речного парохода на шаткую дощато-бамбуковую пристань Санта-Амелии, она узнала его. Он был из тех, кто сидел когда-то в офисе посла в Тегусигальпе, сидел и слушал ее речи, полные трогательного протеста против убийств в Лагримасе. А теперь, стоя на пристани, босой, в голубых джинсах, голый до пояса, перекинув рюкзак через плечо, он вполне мог показаться добровольцем Корпуса мира. Но он им не был. Неулыбчивые глаза убийцы. Она ни секунды не сомневалась. В первую же ночь она уложила его к себе в постель, выжала досуха и принялась осуществлять свой замысел — приручить его. С Фонсекой она прошла хорошую школу — пустой сосуд легко заполнить.

Всю зиму она пленяла его колдовским обаянием своего тела. Пока наконец не покорила его. Он сидел на пороге ее хижины, горбясь под пончо, и смотрел, как она трудилась среди бедняков: принимала роды у женщин, едва оторвав их от тяжкой работы, выхаживала горячечных младенцев, дезинфицировала гнойные раны. Шел серый дождь, а он все сидел на корточках в дверях ее хижины, пока она накладывала швы на раны от мачете, перевязывала гонорейные язвы, колола пенициллин и отрезала гангренозные пальцы ног.

А весной, когда после отчаянных схваток с сомосовцами потрепанные люди Фонсеки из СФНО потянулись через никарагуанскую границу, она оказывала им первую помощь, исцеляла их раны. А он молча сидел на лавочке у двери с огромным красным плакатом Хо Ши Мина на стене у себя за спиной.

Летом, после налета гондурасской армии на Санта-Амелию, они уже вместе боролись на стороне кампесинос.

Она помнила, как всю летнюю ночь напролет, в гнетущем мраке не смела сомкнуть глаз, вслушиваясь в темноту. Хруст ветки, кашель, булькающая под ботинками вода — это враг шел через джунгли. А когда пришел, воздух наполнился горячим свинцом и воплями.

Они убивали, потом предавались любви, словно это было для них живительным целебным бальзамом. Затем он ушел к людям, за которыми охотились. А она вернулась домой, чтобы найти способ, как повернуть войну в пользу гонимых.

Прошли годы. Время летело, играя в свои маленькие смертельные игры, меняя местами добро и зло. Мир изменился, и, когда они снова встретились в 1976 году, она оказалась приманкой для Фонсеки. Чтобы заманить его в смерть. А убийцей был Рольф Петерсен.