Культурный слой - [30]

Нет, конечно, никаких речей я бы не стал произносить. Не надо меня впутывать в большую и грязную политику. Я просто скромный герой и первопроходец. Я хотел заглянуть в их отягощенные сверхинтеллектом  морды и сказать, что благодарности они от меня не дождутся, сволочи хвостатые. Может быть, думал я, и даже скорее всего, эта их гуманитарная помощь нам совсем не бескорыстна. Возможно, это форма скрытого паразитирования. Я вспомнил, как гонялся по утрам со сковородкой за крысами у себя дома. Как они кучами вываливались из культуровозов и разбегались по территории. И чем больше я думал, тем меньше мне нравился этот симбиоз. А это словечко – «хозяева» – в каком смысле он его употребил? Я-то сначала решил, что в лабораторном. Теперь сильно подозревал, что именно в паразитском. В круто паразитском. То есть, может быть, мне все-таки не стоило туда идти?

Азарт мой начал стремительно иссякать. Но поворачивать поздно, я уже слез с горки и спускался в котловину. Наверняка он наблюдал за мной сверху. Уронить себя перед розовощеким вьюношей было непозволительно.

Подходить близко я не стал. И в ареале-то они омерзительны, а тут… Что сверху казалось серым ковриком, внизу превратилось в то, чем оно и было. В страхолюдство. Гигантские крысы бегали друг по дружке в три слоя. Прямоходящие – ростом мне по грудь – прокладывали себе дорогу, работая направо-налево хвостом, как кнутом. Надо мной пролетела тварь с упыриной мордой, размах крыльев – метра четыре. Звук, который она издала, я скорее почувствовал, чем услышал. Было ощущение, будто я разваливаюсь на части и мясо отделяется от костей. Я зажал уши ладонями и упал на землю. Моментально меня окружила толпа крысоидов, в основном прямоходящих. В промежутках между ними набились в несколько слоев пресмыкающиеся крысюки. С воздуха свет закрывали штук десять летучих. И все это шипело, свирестело, выло, било хвостами, хлопало крыльями и демонстрировало когти. Мне стало очень неуютно, я понял, что сделал глупость. Попытался заговорить с ними как культурный человек с культурными… э? Они мою попытку не засчитали и продолжали шипеть. Мне пришло в голову, что если они когда и были сверхразумными, то оч-чень давно. А сейчас даже на условно-гуманоидных не тянули. Натуральный зверинец.

Я уже хотел спасаться позорным бегством. Но вдруг в их шипении мне послышались членораздельные звуки. «Чччеловекхх… пришшшшел… ссссам… хххорошшшшо». Я радостно закивал, ткнул в себя пальцем: «Я человек. Хороший человек. Мир, дружба, прогресс. От лица всего культурного человечества… в моем лице выражаю… черт». Они меня не слушали и напирали все сильнее. Кольцо сжималось. Сверху меня уже лупили по голове крыльями. «Тот ссссамыййй… не хххотел… принять печчччать на ссссебя… гнусссныййй  чччеловекхх… ссссмерть ему… ссссмерть». И они навалились на меня всей злобной кучей. Били, рвали, царапали. Кажется, я орал. Шансов не было никаких. Через минуту от меня остались бы только тряпочки.

Он появился вовремя. Сквозь весь этот свиристящий гам я услышал его удалой молодеческий голос: «А ну пошли вон, твари. Сказано же: расточатся враги Его. Что за уроды, ей-богу… А-а, не нравится мой меч, мерзкая харя? В святой воде закаленный… Давай, давай, чеши отсюда… Эй, ты там жив?» Я что-то прокряхтел в ответ. На мне еще сидело несколько десятков крыс, но этих я уже и сам мог стряхнуть. Глазам предстала героическая картина: мой спаситель размахивает своей двуручной дрыной, от которой в ужасе разбегаются и разлетаются крысюки. Некоторые по пути теряют части себя, истошно верещат. В воздухе плавают клочья шерсти и планируют куски крыльев. «Уходи, – кричит он мне. – Я их задержу». Да, кажется, помощь ему точно не требовалась. А из меня и помощник был никакой. Все тело, как продырявленная канистра, сочилось  кровью. Не оглядываясь, я поковылял к нашей горке.

Он нагнал меня минуты через три. Велел, чтобы я оперся на него, помог идти. «Ну что, убедился, герой? Я предупреждал». – «А кто говорил, что они добрые?» – «Я сказал – гуманисты. Большая разница». – «Еще ты сказал, что они наши хозяева. Ты за свои слова отвечаешь?» Он усмехнулся. «Отвечаю. Тебе не нравится слово «хозяева»? У вас сейчас  в ходу другое – «менеджеры». Можешь считать их вашими менеджерами». – «Они гнусили про какую-то печать». – «А, это. Свободное и добровольное волеизъявление. Знакомое дело. Ты отказался?» Я почувствовал в его вопросе удивление и уважение. «Если это тот козлиный знак, то да, отказался. Не люблю, когда темнят. А что он означает-то?» – «Волеизъявление». – «Ну хоть ты не темни. По поводу?» – «По поводу твоего послушания хозяевам, тьфу, менеджерам. И почитания их». – «Чего ты заладил – хозяева, менеджеры.  В ареале про них ничего неизвестно. Демократия у нас, слышал про такое? Почитание хозяев вместе с самими хозяевами давно ликвидировали». Он остановился дать мне передохнуть. «Тебя как зовут?» – «Мох». – «Мох? Подходяще. Весь ты какой-то замшелый, дремучий». – «Скажи спасибо, что я еще и помятый, а то бы ты зубов сейчас не досчитался, – огрызнулся я. – Не посмотрел бы я на твою страшную железку». – «Правда? Не обижайся. Просто вам не все говорят. О хозяевах кое-кому у вас хорошо известно». – «Юным натуралистам?» – буркнул я и пошел дальше. Он опять повесил меня на себя. «Для кого, думаешь, у вас там храм строят?» – «Какой храм?» – «Так называемый дворец свободы. Храм почитания хозяев».