Культурный разговор - [12]

После фильмов «Девочки», «День рождения инфанты», «Все умрут, а я останусь» у Германики были все возможности развивать свой творческий мир. А она взялась за абсолютно чуждый ей материал «по заказу». Вряд ли жизнь скучных тридцатилетних офисных стерв близка ее душе, явно тяготеющей до сих пор к 9 «Б». (Там девки хотя бы не врали!) Но если режиссер берется за что угодно ради денег – это, извините, другая история, другой калибр личности.

Валерии Гай Германике всего лишь 28 лет. Самое время плодоносить, потрясать основы, предъявлять миру счет или создавать свои миры. Да мало ли чем может заняться одаренный человек.

А она уже использует «приемчики», чтобы освоить бюджет. Наводит грим «правды» на фальшивку… И буквы, складывающиеся в слова-титры «фильм Валерии Гай Германики» становятся все крупнее и крупнее, а радости от этого все меньше и меньше.

Человек имеет полное право продавать свои профессиональные способности. Но продавать душу… это занятие молодой режиссер мог бы отложить хотя бы до возраста доктора Фауста.

А может, и не было никакой Германики? Так, мелькнул молодой задор, юная наглость, а больше за душой ничего и не звенело? И не о чем и жалеть?

Посмотрите «Все умрут, а я останусь» и ответьте себе на этот вопрос сами.

2012

«Фартовая шмара эта Германика»

На ММКФ-2014 приз «Серебряный Георгий» за «лучшую режиссуру» получила режиссер Валерия Гай Германика за фильм «Да и Да».

Мне придется купить лупу и диск с фильмом Германики: под лупой я надеюсь увидеть «лучшую режиссуру», которой не удалось разглядеть при первом просмотре. Но если с лупой проблем не будет, с приобретением диска трудности возникнут: прокатное удостоверение фильма «Да и Да» действительно только до 1 июля.

Поскольку в картине не то что иногда «звучит ненормативная лексика» – там только ненормативная лексика и звучит. И это не спецэффект, а своего рода манифестация – режиссер как лидер нового поколения (его можно назвать «поколением Н.», то есть поколением Ничтожеств) гордо заявляет: мы курим, пьем и ругаемся матом. Разве этого недостаточно, чтобы громко заявить о себе? Нельзя сказать, чтобы подобный образ действия был шибко оригинален – не припомню поколения в России, которое бы не пило, не курило и матом не ругалось. Новостью является только то, что за фильмы, не заключающие в себе почти ничего, кроме жизни телесного низа, нынче отваливают «серебряных Георгиев».

В начале картины мы видим поблекшую девушку с огромной копной дредов чуть не до колен. Она отчаянно курит, сидит в чате и проверяет тетрадки – перед нами молодая учительница русского языка. На вопрос, где бывают учительницы с дредами до колен, ответ очевиден – в «школе» имени В.Г.Германики. Но до школы наша учительница так и не дошла. Приглашенная на ночную тусовку художников, учительница встречает там пьяного юношу и затягивается в его непростую судьбу.

Молодой человек, чьего лица из-за выдающейся режиссуры и операторского мастерства мы так и не увидим (зато увидим его маленький половой орган крупным планом), беспрерывно хлещет водку и что-то малюет на холсте. Он, конечно, не живописец (ни живописью, ни любовью в пьяном виде как следует не займешься), но и не «актуальный художник» – что-то на его картинках все-таки изображено. Мужественная учительница, томимая жаждой любви, силой своего чувства доводит начатый было жалкий половой акт до финала (все крупным планом). Но бедный юноша болен, попадает в больницу, и на операцию нужны деньги. Это, конечно, дико оригинальный сценарный прием – трудно вспомнить мыльные оперы, где его бы не было. Девушка решает пойти путем юноши – выхлебывает бутылку водки, малюет картинки и – о радость! – продает их на толкучке. Однако деньги не нужны, юноша выздоровел, вероятно, оттого, что вовремя принял добрую порцию собственной урины, нацедив ее в стаканчик (всё крупным планом).

Но недолго длилась алкогольная идиллия продвинутой молодежи – когда парочка заявилась вновь на тусовку художников, юноша решил вставить упомянутый орган в фигуру первой попавшейся девицы. Учительница в отчаянии несется домой. Юноша бежит за ней, время от времени падая на дорогу и попеременно вопя то «Я тебя люблю», то «Пошла на …». Тут начинается компьютерная анимация – по лесу мчатся волки, преображенная героиня в белом платье летит за ними. Громко поют классики рока – «Пикник» и «Агата Кристи». Вернувшись домой, учительница берет небольшой холст, неуверенно окунает пальцы в белила и начинает что-то осторожно мазать по краю. Судя по всему, родился новый творец!

Видимо, потеряв за время работы над телесериалами чувство художественного времени, Германика растягивает действие (точнее, отсутствие действия) на 115 минут, тогда как происходящее отлично бы уместилось в 20–25. Дрожащей камеры, как бы имитирующей любительские съемки, в этом фильме несколько меньше, чем в предыдущих опусах Германики. Умственное ничтожество героев, фирменный знак творчества Германики, осталось прежним, но вот в нравственном отношении есть сдвиг – героиня фильма трогательно любит своего алконавта и пытается его спасти. Когда нам показывают скорчившуюся на диване жалкую фигурку этого спившегося ребенка в разных носочках, ясно, что взгляд автора тоже полон гуманизма, добытого трудным путем.