Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов» - [46]
При всей популярности истории об утраченной невинности следует помнить, что представления о подобных катастрофических разломах бытуют в Соединенных Штатах уже давно, выливаясь в бесконечное оплакивание периодически теряемой невинности, которая потом чудесным образом обретается вновь. В XX веке, задолго до Вьетнама и Уотергейта, нанесших казавшийся непоправимым удар, даже до последовавших одно за другим и выбивших у американцев почву из-под ног трех политических убийств в 1960-х, в 1950-х годах имели место, к примеру, шокирующие разоблачения систематического надувательства в телевикторинах, а также вмешательства в результаты ежегодного чемпионата США по бейсболу в 1919 году. Учитывая вечную склонность американцев удивляться и ужасаться, узнавая об измене и предательстве, стремление считать убийство Кеннеди неповторимым и зловещим поворотом к худшему не только теряет свою обоснованность, но и полностью обесценивает позитивные социальные достижения 1960-х годов. Если убийство Кеннеди явилось результатом заговора реакционных сил, замысливших нарушить ход истории, как утверждают выставляющие себя либералами фигуры вроде Оливера Стоуна, то как насчет гражданских прав, феминизма, движения за права геев и лесбиянок, движения в защиту природы? Получается, что конспиративистские представления о политических убийствах 1960-х как переломном моменте, после чего все пошло не так, отчасти игнорируют прогрессивные достижения этого и последующих десятилетий.
По всей вероятности, упоминавшиеся ранее опросы общественного мнения отражают постоянно нарастающее сомнение в официальной версии событий, а если прибавить к ним опросы, свидетельствующие о подрыве доверия народа к правительству, о чем говорилось во Введении, то можно предположить, что убийство Кеннеди и стало основой культуры заговора. Вместе с тем есть повод усомниться в таком изложении причины и следствия, принимая во внимание образ невинности, уступающей опыту, коль скоро теорий о деле Дж. Ф. К. развелось великое множество. В добавление к двум опросам, о результатах которых мы уже говорили, можно привести еще парочку опросов, проведенных в 1964 году. Согласно данным первого из них, проведенного до появления официального отчета комиссии Уоррена, лишь 29 % американцев считали, что Освальд действовал в одиночку; после обнародования отчета в конце 1964 года 87 % американцев поверили в версию комиссии.[168] А из двух опросов Гэллапа, проведенных с разрывом в двадцать лет, мы узнаем, что в 1976 году 11 % респондентов считало, что Освальд был один, и столько же человек думало точно так же и в 1996-м. Вполне возможно, что за последние сорок лет имел место постепенный сдвиг общественного мнения к конспиративистскому мышлению, но само общественное мнение часто склонно к разбросу и непостоянству. Эта ситуация далека от расхожих представлений о конспирологах как о людях, поверивших во что-то раз и навсегда и ни на йоту не отступающих от своих убеждений.
Наряду с уроком, что опросам общественного мнения доверять нельзя, из этих данных напрашивается и вывод о том, что история расследования убийства Кеннеди полна метаний и противоречий. Для разных людей это убийство означает и разные вещи, так что какого-то одного однозначного и легкого урока, который можно было бы из него извлечь, не существует. Для исследователей, встречающихся каждый год на конференции в Далласе, события 1963 года — это не только тайна, которую нужно разгадать, и не только объединяющий призыв для действий со стороны общественности, но также и повод собраться вместе, как любая другая группа со своими специфическими интересами. Убийство Кеннеди и сопутствующая ему культура заговора не только породили процветающую самопальную торговлю памятными вещами на конвентах и во Всемирной паутине, но и стали темой картин авангардистов и экспериментального ви-деоарта, например «Jackie» («The Week That Was») Энди Уорхола (1963) и «The Eternal Frame» ЭнтФарм и Т. Р. Атко (1975)'. Однако при всем разнообразии подходов споры об убийстве Кеннеди по большей части вертятся вокруг кажущегося строго заданным выбора между недовольным стрелком-одиночкой или заговором того или иного рода. Говорить об убийстве, не втянувшись при этом в спор о том, имел место заговор, подробности которого известны на удивление многим американцам, или нет, практически нереально. Противостояние сторонников и противников заговора нередко принимает нешуточный оборот и даже оказывается явно идеологическим, но между ними гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Каким образом эти точки зрения переплелись между собой? Почему заговор (или его подчеркнутое отсутствие) стал практически единственной повествовательной логикой, по которой выстраиваются события?
