Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов» - [45]
Если на одну чашу весов положить убитого президента Соединенных Штатов, а на другую — несчастного бродягу Освальда, то равновесия не будет. Вам захочется добавить к Освальду что-нибудь потяжелее. Это придало бы гибели президента смысл, наделив его ореолом мученика. В этом случае он умер бы за что-то. Заговор, конечно же, справился бы с этой задачей превосходно.[162]
С другой стороны, преобладание конспирологических теорий объясняют тем, что травмирующее убийство привело к повсеместной утрате веры, причем не только в добродетельность Америки, символом которой, судя по всему, стал Кеннеди, но и в легитимность властей, проводивших расследование убийства. Получается, что после этого события все пошло наперекосяк, и история последних четырех десятилетий подтверждает, что люди все больше готовы поверить в самые худшие вещи об Америке в целом и о правительственных и официальных организациях — в частности. Хотя в этих популярных объяснениях и есть доля истины, в данной главе будет показано, что поворот в сторону конспирологических теорий дела Кеннеди происходил куда сложнее, чем предполагает популярная психология. Во многих отношениях дело обстоит с точностью до наоборот. Далекие от того, чтобы подарить компенсаторное ощущение ясности и логичности, конспирологические теории обнажили — и подкрепили — тревогу, вызванную неисправимой странностью реальности эпохи постмодерна. Более того, мифическая утрата невинности задним числом связывается с убийством Кеннеди лишь при условии процветания конспирологии конца 1960-х.
Для многих американцев новейшая история США разбивается на два периода — до и после убийства Кеннеди. Картина идиллической невинности начала шестидесятых накануне впадения общества в насилие, цинизм и раздробление стала характерной чертой многочисленных голливудских фильмов и телепередач.
Так, в фильме «Поле любви» (1992) Мишель Пфайфер играет жену «синего воротничка», домохозяйку из южного штата, помешанную на чарующей жизни клана Кеннеди. Несмотря на запрет своего мужа, она чувствует, что просто обязана добраться до Вашингтона, чтобы проститься с президентом в тот роковой уикенд. Во время этого путешествия, обернувшегося для нее массой открытий, героиня начинает уважать не только чернокожего, который в конце концов поможет ей, но и саму себя как независимую женщину. Схожим образом звучащий за кадром голос главной героини «Грязных танцев» (1987) в начале фильма увязывает потерю собственной девственности с утратой невинности всей американской нацией: «Это случилось летом 1963 года, когда все звали меня Бейби, а я над этим не задумывалась. Это было до убийства президента Кеннеди, до Beatles, когда мне не терпелось вступить в Корпус мира и когда я думала, что никогда в жизни не повстречаю такого классного парня, как мой отец. В то лето мы поехали к Келлерманам».
Для целого поколения американцев такие, похожие на вспышку, воспоминания о том, что они делали в момент убийства президента, стали иметь свое значение.[163] Даже те, кто слишком молод, чтобы самим помнить то время, считают убийство Кеннеди поворотным пунктом американской истории, когда Америка сбилась с предназначенного ей пути. В научно-фантастических книгах о путешествиях во времени убийство Дж. Ф.К. действует как исходный троп необратимости. Так, в романе Грегори Бенфорда «Панорама времени» повествование то и дело возвращается к тем семи секундам в Далласе в попытке изменить будущее истории, то есть предотвратить экологическую катастрофу в настоящем.[164] Даже без фокусов со временем, фигурирующих в подобных романах, убийство Кеннеди нередко становится частью повествования о сожалении, ностальгии и утрате. Эту историю о потерянной невинности можно, к примеру, увидеть в триллере «На линии огня» (1993), где впервые за всю свою кинокарьеру крутой парень Клинт Иствуд плачет на экране. В этом фильме Иствуд играет стареющего агента контрразведки Фрэнка Хорригана. Тридцать лет назад он находился в автомобильном кортеже, сопровождавшем Кеннеди в Далласе, и его долгом было прикры-выть президента своим телом и «взять пулю». Слезы выступают на глазах у Хорригана не только из-за бесконечного сожаления о том, что он заколебался в тот роковой момент, но и из-за ностальгии: он чувствует, что теперешней президент не стоит того, чтобы ради него бросаться под пули. Очевидный посыл фильма в том, что Клинт не проронил бы ни слезинки из-за Клинтона, несмотря на все попытки последнего связать свое имя с именем Кеннеди.
Таким образом, в разных сферах массовой культуры убийство Кеннеди рисуется не просто как особенно яркая встреча с историей, творящейся на глазах у современников, и даже не как своего рода водораздел между двумя историческими эпохами, но в качестве причины, вызвавшей необратимый исторический упадок. Кроме того, с убийством президента связывается утрата невинности в подчеркнуто личном смысле, и эта утрата неотделима от заговора. Так, например, покойная Мэй Брасселл, известная на Западном побережье тележурналист-конспиролог, до поры до времени была «простой домохозяйкой, которую интересовали теннисные корты, уроки танцев и волновало исправление прикуса у своих детей».
