Культура растафари - [7]

Шрифт
Интервал

Ограничимся лишь очень кратким очерком истории изучения «культуры растафари».

Поскольку само явление отечественному читателю практически неизвестно, следует предпослать библиографическому обзору несколько слов о том, что же такое «культура растафари»

Растафари возникает в 1930 г. на Ямайке как профетическая мессианская секта, обожествлявшая раса (князя) Тэфэри Мэконнына (отсюда и название культа), короновавшегося по именем Хайле Селассие I. Известие о коронации было воспринято на Ямайке как воплощение в жизнь легендарного предсказания Маркуса Гарви о воцарении в Африке императора, под властью которого вновь соберутся вместе рассеянные по свету африканцы, чтобы основать тысячелетнее царство справедливости — сведущим людям, помнящим таинственные пророчества лидеров афро-христианских культов, не составило труда смекнуть, что к чему и кто такой скрывается под именем эфиопского императора. Символ веры культа сводится к следующим положениям: Хайле Селассие I — живой бог, очередное и последнее воплощение бога всех африканцев Джа Растафари. Чернокожие — это эфиопы в изгнании, новое воплощение древних иудеев, избранный народ Израиля, белые поклоняются мёртвому богу и учат тому же чернокожих, на деле Бог жив и находится в мире. Это Хайле Селассие I, Царь Царей, Лев Иудейский, слава Дома Соломонова; небо и рай — это обман, рай чёрного человека — на Земле, в Эфиопии. Под нею в соответствии с давнишними традициями африканской диаспоры (движение «эфиопианизма»), толкующей в привлекательном смысле любое упоминание Эфиопии в Библии (например; «придут вельможи из Египта: Эфиопия прострет руки свои к Богу»), понималась Африка в целом. Приверженцы культа считали, что отпущенные Богом для испытания чёрной расы 40O лет рабства в Вавилоне (т. е. в Западном мире) истекают, грядет репатриация на холм Сионский, известный непосвящённым как Аддис-Абеба, а за этим последует эпоха, когда, как велось в древности, чёрная раса будет править миром. История черной расы, как полагали последователи культа, изложена в Библии, первоначальный язык которой — амхарский, он же и древнееврейский. Но белые перевели её, коварно исказив и утаив самые важные фрагменты, а именно те, где повествуется об избранности чёрной расы. Однако остались намёки, которые может верно истолковать просветлённый Откровением Растафари ум. Для глубокого проникновения в суть вещей и событий, в смысл Писания рекомендовалось ритуальное курение марихуаны и возрождение в себе африканской культуры.

Особенность культа растафари — в сосредоточенности на самодеятельном художественном творчестве как средстве «освобождения от рабства в сознании» и духовного воскрешения. Поэтому секта трепетно относилась к развитию «африканских» искусств. В общинах растафари практиковалась поэзия, занятия ваянием, живописью, графикой, музицирование. Здесь и возникла культовая музыка секты — рэггей, тексты которой стали изложением взглядов культа. Секта также культивировала «африканский» образ жизни, стиль одежды и поведения, пропагандировала изучение языков, истории и культуры Африки — в плане подготовки к исходу в землю обетованную.

Ещё одной особенностью культа был пристальный интерес к трудам теоретиков культурного национализма и работам панафриканских интеллектуалов, а также историческим исследованиям, написанным в духе «чёрного национализма».

На рубеже 60-х и 70-х рэггей, по звучанию близкая к рок-музыке, после некоторой адаптации и осовременивания (введения электромузыкальных инструментов, партии соло-гитары, замены большого барабана бас-гитарой) неожиданно стала явлением поп-культуры и была коммерциализирована и растиражирована шоу-бизнесом. Соответственно изменилось и отношение к секте ямайских властей: рэггей была официально признана главным вкладом Ямайки в мировую культуру, а гонения сменились заискиванием алчущих популярности политиков перед «носителями наследия» и «хранителями культурных корней.

Бум популярности рэггей вызвал среди молодежи диаспоры повальное увлечение символикой (звезда Давида, изображение Льва Иудейского, одежда и вязаные береты зелёно-красно-золотых — „эфиопских“ — цветов, причёска „раста“, или же „дрэдлокс“ — длинные скрученные жгутом волосы в локонах и т. д.). Язык секты стал модным жаргоном, а риторика растафари повлияла на мировоззрение молодёжи африканской диаспоры. Так произошло превращение культа в субкультуру, а её догматов — в националистический миф, иносказание.

Джозеф Оуэнс некогда сетовал: „едва ли среди них[19] найдётся дюжина серьёзных работ. Видимо, некоторые надеются, что стоит закрыть глаза и не обращать на растафариан внимания, и они исчезнут. Другие, наверное, считают их недостойными глубокого исследования и поэтому обратились к более респектабельным учёным трудам. Но раста не исчезает, напротив — приобретает всё больший размах и с каждым годом заслуживает всё большего внимания“.[20] С 1977 г., когда Оуэнс писал свой библиографический обзор, и пик повального увлечения чёрной диаспоры „движением растафари“ во всех её проявлениях народно-религиозного движения, лозунга культурной самобытности, суррогата панафриканской идеологии, политического антирасистского течения, трущобной субкультуры люмпенства, музыкального направления, модного молодёжного стиля — давно пройден, и множество „серьёзных работ“ вышли из печати и продолжают публиковаться. И, тем не менее, хотя слова Оуэнса уже нельзя признать справедливыми, всем этим работам присущ общий недостаток: шаблонное использование методологии, наработанной на основе изучения других „кризисных“ („ривайвалистских“, „нативистских“, „милленаристских“) культов, не позволяющее уловить своеобразие растафари, состоящее в использовании печатного слова теоретиков культурного национализма в „доведённом до народного ума“ виде». Культ растафари уникален тем, что сакрализует националистическую историографию. Не осмысленной должным образом остаётся и другая уникальная черта растафари — осознанная ориентация на художественное творчество как экзистенциальное средство освобождения от гнёта, на воссоздание африканской культуры в своём сознании. Мало внимания уделяется и редкой теоретичности и наукообразию догматики растафари, игнорируются отчетливо выраженные связи между культом растафари и трудами панафриканской интеллигенции, вдохновлявшими его приверженцев.


Рекомендуем почитать
Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

Известный историк науки из университета Индианы Мари Боас Холл в своем исследовании дает общий обзор научной мысли с середины XV до середины XVII века. Этот период – особенная стадия в истории науки, время кардинальных и удивительно последовательных перемен. Речь в книге пойдет об астрономической революции Коперника, анатомических работах Везалия и его современников, о развитии химической медицины и деятельности врача и алхимика Парацельса. Стремление понять происходящее в природе в дальнейшем вылилось в изучение Гарвеем кровеносной системы человека, в разнообразные исследования Кеплера, блестящие открытия Галилея и многие другие идеи эпохи Ренессанса, ставшие величайшими научно-техническими и интеллектуальными достижениями и отметившими начало новой эры научной мысли, что отражено и в академическом справочном аппарате издания.


Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.


Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».


Русский всадник в парадигме власти

«Медный всадник», «Витязь на распутье», «Птица-тройка» — эти образы занимают центральное место в русской национальной мифологии. Монография Бэллы Шапиро показывает, как в отечественной культуре формировался и функционировал образ всадника. Первоначально святые защитники отечества изображались пешими; переход к конным изображениям хронологически совпадает со временем, когда на Руси складывается всадническая культура. Она породила обширную иконографию: святые воины-покровители сменили одеяния и крест мучеников на доспехи, оружие и коня.


Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .