Культура, Истоки вражды - [41]

Составившая целую эпоху в философии, "Критика чистого разума" (1781 г.) начинает с самого простого - с математики. Вторя общему для его эпохи мнению, Кант утверждает, что все ее аксиомы и теоремы истинны сами по себе, безотносительно к чему бы то ни было. Но почему? Ведь ясно, что непосредственный опыт человека всегда конечен, а следовательно, не в состоянии дать ему представление о всеобщем, - математические же истины трактуют именно о всеобщем. Больше того, именно математические принципы лежали в основе устройства Вселенной, общепризнанной истиной, рожденной еще предшествовавшим Канту временем, было утверждение о том, что сам Господь Бог руководствовался математикой при создании мира, поэтому познавая его устройство мы проникаем в самый замысел Творца. (Может быть, правильней было бы утверждать, что сама математика - это простое отражение тех принципов которыми когда-то руководствовался Создатель. Но, впрочем, мыслителей того времени трудно заподозрить в гордынном соперничестве с Ним.) Словом, математика трактует о том, что выходит за пределы любого конечного опыта.

Кант ставит вопрос: как возможна чистая математика? И отвечает на него тем, что пространство и время, самую фундаментальную основу которой они и составляют, - это некоторые формы, изначально присущие нашему собственному сознанию. Повторимся: только нашему сознанию - и ничему более! Поэтому любое восприятие действительности в принципе не может не соответствовать им. Сам опыт в этом смысле может быть прямо уподоблен литейному производству, когда стихийный поток восприятий отливается в какие-то заранее заданные формы и застывает в них. Человек способен организовать и осознавать свой собственный опыт только в строгом соответствии с ними. Поток всех восприятий вынужден просто подстраиваться под них. Вербализация именно этих заранее заданных форм для отливки любых математических идей кристаллизуется в таких априорных истинах, как известные положения о том, что "прямая - кратчайшее расстояние между двумя точками", что "через три точки, не лежащие на одной прямой, можно провести плоскость и притом только одну" и так далее. Все эти вещи не просто неотъемлемая часть нашего общего умственного багажа, - это те единственно возможные рациональные схемы, в соответствии с которыми только и может систематизироваться непрерывный поток неупорядоченных восприятий. Поэтому геометрия - эта примадонна всех наук того времени - представляет собой лишь изучение тех логических следствий, к которым они обязывают нас.

Таким образом, строгая математическая гармония и порядок, царствующие в природе, отнюдь не имманентны ей самой, но в действительности проецируются на внешний мир нашим собственным разумом.

Все это, пока, нисколько не противоречит пламенной вере в Творца Вселенной: ведь все те формы, в которые обязано отливаться содержание наших восприятий, даны нам именно Им. И потом: разве не Господь Бог поручил Адаму именование всего живого? А ведь на языке древних именование - это не просто способ отличения поименованного от всего прочего; присвоение имени - это форма прямого подчинения предмета, и даже не так - форма его организации, упорядочивания. Присвоение имени - это танственный некий ритуал, имеющий своей целью определить и направить всю его последующую судьбу, его пути в этом мире. Так что и в библейском иносказании в конечном счете говорится о том, что именно человеческому разуму суждено провозгласить если и не все, то многие законы этому миру.

Таким образом, пространство и время понимаются Кантом отнюдь не как объективные, то есть существующие вне и независимо от сознания, начала нашего мира, но как достояние собственного разума человека, как чистая субъективность.

Кстати сказать, в этом выводе содержится и революционный взрывной потенциал: ведь если так, то реконструкцией глубинных основ нашего собственного сознания можно переделывать весь мир. В потаенных глубинах нашего духа может таиться иная мерность пространства, иная метрика времени, и все это в виде новых законов бытия может быть провозглашено нашим разумом всему Космосу. Впрочем, это уже начало кощунственного посягновения на прерогативы Создателя. Поэтому не только собственная неспособность Канта представить себе какое-то иное пространство (хотя, как кажется, и она тоже), но и подсознательная недопустимость для глубоко верующего человека святотатственной подмены дарованных нам принципов организации опыта какими-то искусственными конструкциями лежит в основе того, что законы Евклидовой геометрии осознаются Кантом как единственно возможная форма познания.

Время сыграет злую шутку с великим мыслителем. Уже в 1786 году будет опубликована написанная еще до "Критики чистого разума" работа Ламберта, где на основе анализа постулатов Евклида будет доказано, что принятие альтернативной аксиоматики (речь шла о замене пятого постулата другим, противоречащим ему) дает возможность построить совершенно иную и вместе с тем логически непротиворечивую геометрию. А еще через очень короткое время сам Гаусс, некоронованный король математиков, убедится не только в ее абсолютной непротиворечивости, но и в прямой применимости к реальному физическому миру. Правда, опасаясь "криков беотийцев", он так и не осмелится вынести все это на обсуждение своих коллег.