Культура, Истоки вражды - [32]

Конечно (вновь, как и все в живой природе), становление сознания может приводить к известной деформации низлежащих форм биологического движения, к подчинению их каким-то своим законам, но все-таки ничто не способно полностью устранить их действие. А это значит, что иерархически структурированный этотип всех предчеловеческих сообществ, даже деформируясь под воздействием последовательной социализации и одухотворения, должен все время оставаться одним их основных, определяющих факторов их бытия. Поэтому и на последних ступенях антропогенетического восхождения, и по меньшей мере на первых этапах уже собственно человеческой истории этотип должен быть одним из главных факторов развития и ни в коем случае не может быть игнорирован.

Разумеется, нельзя возводить что-то вроде китайской стены между принадлежащими к одному и тому же биологическому виду особями, которые обитают в контрастирующих средах. Принадлежность к одному виду все же является определяющим началом, поэтому общее в их этотипической определенности значительно преобладает над особенным и даже единичным. Но тем не менее отличия среды должны накладывать и какую-то свою печать, формировать свою иную - норму реакции на одни и те же знаки внешней действительности. Поэтому индивид, оказываясь в контрастных с привычными ему условиями обитания, если и не становится обреченным, то во всяком случае оказывается вынужденным к глубокой адаптации, к перестройке в сущности всего организма. Дело ведь не сводится к простому формированию каких-то дополнительных умений и навыков, к становлению адекватной реакции только на то, что отличает новые условия от привычных, - определенной перестройке должен подвергнуться весь опыт дешифрации сигналов внешнего мира, а значит, - в конечном счете и весь прошлый опыт в целом. Ведь опыт индивида вовсе не механическая сумма ранее усвоенных формул разрешения каких-то типовых ситуаций, - это всегда нечто целостное и системное, где одни элементы обязаны сопрягаться с другими, поэтому внесение любых изменений в целое в конечном счете не может не сказаться на всех его составляющих.

Да, особенности этотипа проявляются не только в алгоритмах практического взаимодействия субъекта с ключевыми факторами материальой среды, но и в способах предварительного их опознания, в алгоритме формирования интегрального образа окружающей действительности. Поэтому не будет преувеличением сказать, что наблюдая одно и то же, даже в пределах популяции, носители разных этотипов всегда видят разное.

Ничего парадоксального - и уж тем более невозможного - здесь нет; это обстоятельство по сути дела общеизвестно, и свидетельства тому бросаются в глаза чуть ли не повсеместно. Так, например, каждый знает, что тренированный взгляд (слух, осязание и так далее) способен распознать в предмете гораздо большее, чем взгляд человека, слабо знакомого с ним. Но ведь любая специализация как раз и проявляется в том, что одни гораздо лучше знакомы с какими-то одними, другие - с совершенно иными гранями зачастую одного и того же предмета.

Все эти вещи хорошо известны нам из нашей повседневной жизни, но как оказывается, основание подобных отличий кроется не в особенностях человеческого сознания, но уходит в самую глубь предшествовавших ему форм движения.

Словом, этотипические отличия оказываются настолько фундаментальным фактором, что не могут не накладывать свой отпечаток на развитие всей живой природы.

В общих чертах механику эволюционного процесса можно свести к последовательному накоплению микроскопических изменений, причиной которых являются те или иные мутагенные факторы внешней среды. При этом известно, что биологический вид постоянно испытывает разнонаправленные воздействия со стороны последней, поэтому их результирующая в конечном счете должна определяться действием чисто статистических вероятностных законов, однако общее направление вызываемых этими воздействиями эволюционных изменений никакому предварительному расчету не поддается. И дело не только в технической трудности подобного расчета, но в глубинной природе такого фундаментального начала природы, как случайность. Словом, никаких ориентиров, в сторону которых должен был бы развиваться биологический вид, как кажется, не существует. Именно абсолютная неориентированность является одной из основных характеристик эволюционного процесса (речь, разумеется, идет о теории дарвинизма). Любое подозрение в существовании какого-то избранного направления является уступкой ламаркизму, то есть эволюционной теории, сформулированной за пятьдесят лет до опубликования "Происхождения видов".

Однако уже здесь может быть замечено некоторое противоречие. Дело в том, что когда мы говорим об эволюционном процессе, мы всегда имеем в виду последовательное восхождение живой материи к каким-то одухотворенным формам. Вершинная ступень этого движения всегда рассматривается нами как нечто заранее определенное. Так, рисуя гипотетический абрис развития жизни на какой-то абстрактной планете, мы можем спорить о том, какие именно формы в состоянии принять она в апогее своего движения, но то, что эти формы обязаны будут обладать известной долей одухотворенности, является незыблемым абсолютом нашего сознания. Отсюда и воссоздание внутренней логики биологической эволюции всегда имело своей целью объяснение механизма постоянного совершенствования и усложнения, а вовсе не замкнутого вращения в рамках какого-то одного иерархического уровня организации живой материи. Так что, вопреки утверждению эволюционной теории, довольно строгие ориентиры развития живых организмов все-таки существуют.