Культура Древнего Египта. Материальное и духовное наследие народов долины Нила - [52]
Не менее необычна прямота, с которой Ипусер обвинял царя в случившихся беспорядках. Правитель должен быть пастырем своего народа, охранять его жизнь и благополучие, но, как заявлял Ипусер фараону в лицо, тот обрек его на верную смерть. «Разум, познание и правда с тобою. А смуту вместе с шумом междоусобия ты рассылаешь по стране. Смотри, один свершает насилие над другим. [Люди] идут против твоих повелений. Если идут трое по дороге, то находят только двоих. Большее число убивает меньшее. Разве существует пастырь, желающий смерти [своему стаду]?.. Ты делал [все], чтобы вызвать это. Ты говорил ложь». Поразил ли божественный гнев Ипусера за его неслыханное богохульство? Поставил ли его на место хлестким ответом премудрый, всемогущий и всеблагой фараон? Напротив, царь ответил на обвинения оправданием, что пытался защитить свой народ, отгоняя иноземных грабителей. Тогда Ипусер посмотрел на правителя с жалостью и ответил, что, хотя намерения царя и были праведными, они оказались напрасными из-за его невежества и бессилия: «Но не было руководителя в их час. Где же он [даже] сегодня? Разве он спит? Смотрите, не видна была [до сих пор] его сила. Когда мы погибали, я не находил тебя [очевидно, царя]… Это больший грех, чем испорченность сердца… Нынешний день, страх перед ним среди людей больший, чем [перед] миллионом мужей». Основной смысл повествования заключается в том, что сам факт возникновения смуты указывает на недостатки правления – царь должен был неустанно и результативно трудиться, но, очевидно, не делал этого. И, следуя демократическому духу того времени, простолюдин мог бросить подобное обвинение самому фараону[83].
Подобно тому как божественный правитель опустился до уровня простых смертных, знать – а с ней и простой люд – поднялась до уровня божественного царя. Это становится особенно очевидным на примере заупокойных верований и обрядов. Право на полноценную вечную жизнь, прежде принадлежавшее лишь одному царю, было распространено и на вельмож; этот процесс получил название «демократизация загробной жизни». В эпоху Древнего царства только фараон после смерти становился богом, находился среди других богов и, пользуясь своим божественным правом, наслаждался благами загробной жизни. Вельможи Древнего царства, верившие, что загробный мир станет продолжением земного, осознавали, что их благополучие полностью зависит от царского расположения, они не имели права воспользоваться заклинаниями Текстов пирамид, поскольку это привело бы к их обожествлению после смерти. Во время Первого переходного периода знать была независима от фараона или зависела от него по собственному желанию, и этот индивидуальный волюнтаризм был перенесен и в устройство загробного мира. Вельможи получили возможность пользоваться Текстами пирамид и стали писать их на своих саркофагах[84]. Эти тексты были изначально составлены для царей, которые были богами при жизни и получали еще большую силу после смерти. Переход подобных заклинаний в руки простых смертных означал, что каждый более или менее состоятельный человек, способный приобрести расписной гроб и заказать заупокойную службу, после смерти мог быть обожествлен при помощи магии и религии. Перейдя в другой мир, он получал возможность стать Осирисом, одним из главных богов, и, по сути, сравняться с фараоном.
Знать присвоила себе не только царские заупокойные тексты, но и царский заупокойный ритуал, который стал доступен каждому. Например, на стенах гробниц некоторых вельмож запечатлены определенные танцы, бывшие прежде составной частью царской погребальной церемонии[85]. Для древних египтян вечная жизнь была важнейшей ценностью. В более ранние периоды загробная жизнь царя и его подданных имела качественные различия. Теперь же и царь, и его паства после смерти получали одинаковые блага. Сохранялись количественные различия, заключавшиеся в изысканности царского погребения или в непрерывном чтении молитв и магических заклинаний, которые мог позволить себе только фараон. Но с того времени для обретения вечного блаженства правитель и простолюдин использовали одни и те же тексты, один ритуал и одинаковые магические заклинания.
Мы опять же не уверены в том, насколько широко распространилось это явление. Например, неясно, обожествлялся ли после смерти ремесленник или крестьянин, который вряд ли мог позволить себе богатую заупокойную службу и расписной саркофаг. Возможно, на практике, как и в прежние времена, низшие классы считались собственностью своих господ, которым они могли понадобиться и пригодиться в загробном мире. Однако есть данные, свидетельствующие в пользу того, что в этот необычный период в «демократизации культа» не было классовых различий и она распространилась вплоть до низшего слоя крестьян. Маловероятно, что крестьяне могли позволить себе обряды и магию, чтобы примкнуть к сонму богов, но теоретически такая возможность существовала и для них. Мы уже приводили цитату из Поучения Мерикаре, где говорится, что людей следует различать не по происхождению, а по способностям. Ее можно дополнить словами царя Аменемхета: «Я давал неимущему и вскармливал сироту. Я давал тому, у кого ничего не было, так, как если бы он был кем-то»
