по небосводу; кони Феба влекут солнечную колесницу от востока к западу через священную точку полдня… и в архитектурной орнаментике мы видим и головы коней и колесовидные символы солнца»
>{144}. Как видим, идея троичности солнца составляет неотъемлемую часть мирочувствования русских крестьян, тысячекратно выраженную ими при украшении своего жилища. В ряде случаев при орнаментации своего жилища отходил от пришита троичности и изображал солнце гораздо большее количество раз, но это связано уже с частичным забвением исходной мифологемы. Помимо крыши солнечная символика могла украшать окна дома (рис. 3), которые, как указывает сама этимология данного слова, напрямую соотносятся с оком, с которым также ассоциировалось дневное светило. Солнечный орнамент присутствовал и на воротах (рис. 4), которыми был огорожен двор и через которые микрокосмом русского крестьянина сообщался с внешним миром. В самом доме наиболее сакральным местом считался очаг, с которым, как показывает болгарская загадка о солнце. «От одного очага весь свет греется»
>{145}, также соотносилось дневное светило. Самой главной ценностью для любой семьи были их дети, наиболее уязвимые для воздействия враждебных сил в младенческом возрасте, особенно ночью. Понятно, что родители стремились максимально защитить новорожденного, и, судя по всему, одним из наиболее действенных средств защиты, дожившим в народном быту до XIX в., был орнамент из трех солнечных знаков, изображавших на сей раз путь ночного солнца. С этой зафиксированной сравнительно недавно этнографами колыбелью интересно сопоставить колыбель, найденную при раскопках средневекового Новгорода и украшенную типично православным крестом. Очевидно, новгородская семья точно так же стремилась обезопасить своего ребенка и для этого избрала самый главный символ христианской религии. Однако из этого сравнения вытекает тот вывод, что в глазах русского народа солнечный орнамент приравнивался по своей магической силе к церковному кресту, но, в отличие от главного символа новой религии, просуществовал на колыбелях гораздо дольше. Ребенок рос, учился ходить и сидеть за столом, и вот мы уже видим солярный орнамент на специально изготовленном для него стульчике. Такой же орнамент украшал и санки, на которых ребенок зимой катался на улице. Изображение трех солнечных кругов, совмещенных с крестами, на спинке кресла для взрослого человека также было найдено археологами. Аналогичным способом украшался и стол, за которым сидели взрослые, поскольку пищу на нем могли осквернить злые духи (рис. 5). Стол же, как уже отмечалось выше, обычно ставился в красном, обращенном к восходу солнца, углу дома. Сама посуда, в первую очередь ковши и солонки, точно так же покрывалась солнечным узором (рис. 6). Как мы видим, на ковшах помимо знаков солнца зачастую помещали и изображения тех животных, на которых дневное светило совершало свой путь по небосводу — коней и уток. Солярная символика могла присутствовать не только на внешней, но и во внутренней стороне посуды. Так, в Киеве была найдена зарытая между 70-ми гг. XII в. и 1240 г. чаша из серебра, на днище которой был изображен крест в шестилепестковой розетке. В том, что здесь перед нами не христианский, а солярный символ, убеждает то, что в ту же эпоху, в том же регионе (клад у с. Каменный Брод Радомысльского у. Киевской губ.) была спрятана аналогичная серебряная чаша с гравированным изображением птицы. От более позднего времени сохранилась расписная чашка с приближенной к натуральному изображению солнца. Если к этим археологическим и этнографическим данным мы добавим упоминавшийся в древнерусском поучении «злой», с точки зрения проповедников новой религии, обряд, согласно которому крестьяне, очевидно перед началом трапезы, «ножемъ крстять хлебъ, а пиво крстять чашею», то мы вправе будем заключить, что и каждодневная общая семейная трапеза была насыщена солнечной символикой.
Эта же символика сопровождала у славян и процесс труда, причем как мужчин, так и женщин. Выше уже приводилась украинская песнь XIX в., в которой женщина просила бога-солнце помочь ее милому во время пахоты. Топоры, украшенные солнечным орнаментом, могли использоваться как в военных, так и в мирных целях (рис. 7). Однако этим распространение данного орнамента отнюдь не ограничивалось. Так, например, во время раскопок средневекового городища псковских кривичей Кампо был найден ряд каменных плиток для отливки украшений, на которые были нанесены разнообразные рисунки. Среди них на четвертой плитке (по нумерации С. А. Таракановой) было вырезано изображение солярного знака в виде двух концентрических кругов с расходящимися от них мелкими лучами и четырехконечным крестом, вписанным во внутренний круг, а на пятой плитке — более грубое изображение уже двух солярных знаков>{146}. Помимо того, что оно свидетельствует о распространении солнечного культа среди литейщиков городища Камно, данное обстоятельство лишний раз указывает на тесную связь между Дажьбогом и его отцом, богом-кузнецом Сварогом. Поскольку для этого мастерам была необходима высокая температура, жар огня кузнечного горна на Земле вполне мог ассоциироваться с жаром солнца на небе. В качестве типологической параллели можно привести легенду североамериканского племени цимшиан, согласно которой тайны обработки меда были впервые переданы тому человеку, который женился на дочери сына Солнца. Сын Солнца открыл эти секреты своему зятю, который в результате этого обогатился. Зная их, зять сына Солнца стал не только первым кузнецом, богатейшим из богатых, по и первым вождем своего племени. Понятно, что мужчина должен был защищать свою семью, свой дом и свое имущество. Солярная символика разнообразных видов наступательного и оборонительного оружия будет рассмотрена отдельно.
