Культ некомпетентности - [29]
Ясно, что соблюдение приличий и вежливость — искусные способы оказать себе подобному знаки внимания и продемонстрировать желание, чтобы оказали их вам в ответ. Да, это своего рода барьеры, но барьеры, на которые можно опереться, барьеры, которые разделяют, но и поддерживают. Разделяют людей, не отдаляя их друг от друга.
Ясно также, что пренебречь правилами приличия или вежливостью — значит перестать скрывать свои недостатки. Вежливость и правила приличий зиждятся на уважительном отношении к другим и к себе. Очень хорошо по этому поводу сказал аббат Бартелеми: «Среди граждан высшего сословия царит благопристойность, позволяющая думать, что человек уважает себя, и вежливость, позволяющая думать, что он уважает других». Как заметил Паскаль: «Уважать кого-либо — значит обрекать себя на неудобства». Далее он объясняет: «Мы стесняем себя, оставаясь стоять, когда другой сидит, будучи с непокрытой головой, когда другой — в головном уборе, и это без всякой выгоды для себя. Такое наше поведение показывает, что мы готовы обречь себя на неудобство — исключительно из уважения, — лишь бы быть человеку полезным».
Вежливость — знак уважения и заверение в преданности.
А между тем всё это недемократично, так как демократия не признает превосходства одних над другими и, следовательно, не знает, что такое уважение и личная преданность. Уважать кого-нибудь — значит ставить себя ниже его, а проявление вежливости по отношению к равному подразумевает стремление, похвальное в целом, считать его выше себя — полная противоположность духу демократии: никого нет выше тебя в чем бы то ни было, внушает она, относясь к равному, как к вышестоящему, лицемеришь вдвойне, так как лицемерие требует ответного лицемерия, и, восхваляя чужой ум, ты ждешь, что похвалят твой.
Но и без этого вежливость достойна осуждения уже потому, что, не желая признавать чьего-либо превосходства, она тем не менее сама его декларирует. Обращаясь с равным, как с вышестоящим, вы как бы поднимаете его в своих глазах. Вот уж поистине, если бы неравенства не существовало, его следовало бы выдумать. Вы словно заявляете во всеуслышание, что аристократии всегда не хватает. Демократам это как кость в горле.
Соблюдение приличий как заверение в личной преданности также антидемократично по своей сути. Гражданин не должен быть предан никому лично — только обществу. Крайне предосудительно объявлять себя чьим-то покорным слугой, выбрать кого-либо одного и обещать служить ему, признать чье-либо превосходство по каким-нибудь природным качествам или социальному положению, хотя никакого превосходства одного человека над другим нет и не может быть. Если кто-то лучше остальных по своим природным качествам, значит, природа сплоховала. Получается что-то вроде вассальной зависимости. Мириться с этим нельзя.
Утрата вежливости как «способ потакания своим недостаткам» тоже в некотором смысле демократична. Не то чтобы демократ был доволен или гордился своими недостатками, отнюдь нет. Просто он полагает, что у него их нет по определению. Более низкое положение одного человека по отношению к другому сродни изъяну. Само слово свидетельствует от этом: будто у меня что-то изъяли и я лишился того, что есть у другого. А между тем все люди равны. Следовательно, у меня нет изъянов. И мне не надо заниматься нравственным самолечением, загонять внутрь свои пороки. Я могу позволить себе то, что Монтескьё именует грубостью, дать волю якобы имеющимся у меня недостаткам, дать им проявиться, ведь речь идет, собственно, не о недостатках, а об образе жизни, о качествах моего характера.
Демократы рассуждают как подростки, как большинство женщин. Как все люди, пытающиеся мыслить, но мыслящие неглубоко и редко, они знают свои недостатки, но принимают их за особенности характера, что в принципе вполне естественно. Наши изъяны — наиболее выпуклые черты нашего характера, и если он нам по душе, значит, мы дорожим и любуемся и своими недостатками. Вежливость же, маскирующая наши изъяны, невыносима для человека, который страстно желает показать то, что ему самому в себе представляется заслуживающим внимания и уважения. Потому-то мы, как правило, не исправляем наши недостатки, полагая их, скорее, достоинствами. Необходимость скрывать свои недостатки кажется форменным тиранством, причем совершенно бессмысленным.
Итак, демократы уверены, во-первых, в том, что все люди равны и что недостатков, в смысле изъянов, вовсе не существует, во-вторых, в том, что так называемые недостатки не более чем примечательные черты натуры. Отсюда делается вывод, что все разговоры о недостатках основаны на предрассудках, что пороки придуманы всяческого рода интриганами, священнослужителями, аристократами, власть имущими, правителями, чтобы внушить бедному люду мысль о смирении для достижения своих коварных целей. Это своеобразная узда, тем более эффективная, что налагается она не извне, а изнутри. Взывая к совести оппонентов, власть парализует их волю к сопротивлению, порождает чувство приниженности, приводящее к покорности. Вежливость как средство подавления своих недостатков представляется, следовательно, уловкой аристократов и орудием тиранов.
