Кулинар - [13]

— В две тысячи втором году Объединённая национальная партия победила на выборах, — отвечал Мараван, — и все поверили, что настала мирная жизнь. ТОТИ призвали к прекращению огня, начались мирные переговоры в Осло. Всё выглядело так, будто наконец рождается та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться и в которой предпочёл бы жить изначально.

Мараван окунул пальцы в таз для ополаскивания рук, вытер их салфеткой и собрал тарелки. Казалось, его действия перетекали одно в другое в едином плавном движении.

Потом он исчез на кухне и вскоре появился снова, держа в руке длинную и узкую пластину, посредине которой Андреа увидела выложенные в ряд блестящие мячики.

Они походили на бильярдные шары из потемневшей от времени слоновой кости и оказались тёплыми, наполненными начинкой, напоминающей засахаренные фрукты, сладкими и пряными, с привкусом сливочного масла, кардамона и корицы.

— А потом? — спросила Андреа голосом ребёнка, которому рассказывают на ночь сказку.

— Потом я получил место конторского служащего в одном из отелей на западном побережье.

— Служащего? — переспросила Андреа. — Но я думала, ты работал чуть ли не шеф-поваром!

— Я ведь тамилец, — пояснил Мараван. — В Керале это не имело большого значения, другое дело — в сингальской части Шри-Ланки. Я три года трудился в конторе.

«И такой художник работал клерком!» — возмутилась про себя Андреа, принимаясь за второй глазированный шар.

— В две тысячи четвёртом году у меня появился шанс, — продолжал Мараван. — Сеть отелей, где я работал, перестроила чайную фабрику в горах в отель с магазином, и меня направили туда поваром.

— И почему ты не остался там?

— Цунами.

— В горах? — удивилась Андреа.

— Разрушило отель на побережье, — пояснил Мараван, — и один из выживших поваров, сингал, получил моё место. А мне оставалось только вернуться на север. И там я наблюдал, как ТОТИ и правительство проводили свою политику, пользуясь помощью, которая приходила со всех концов света. Тогда я уже знал, что это не та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться. А той ещё долго не будет.

— Но ведь цунами было не так давно, — неуверенно заметила Андреа.

— Около трёх лет назад, — уточнил Мараван.

— И ты так хорошо говоришь по-немецки! — удивилась она.

Мараван пожал плечами:

— Жизнь заставляет нас адаптироваться к другим странам, а значит, и учить языки.

— А почему именно Швейцария?

— В аюрведическом оздоровительном комплексе в Керале и в отеле на Шри-Ланке было много швейцарцев. Они казались мне дружелюбными, — ответил Мараван.

— Здесь тоже?

Мараван задумался:

— В Европе к тамильцам относятся лучше, чем на родине. Нас ведь здесь почти сорок пять тысяч. Хочешь чаю?

— Ну, если тебе не трудно… — пожала плечами Андреа.

Мараван снова собрал со стола грязные тарелки.

— А ничего, что я здесь сижу, пока ты меня обслуживаешь? — неуверенно поинтересовалась Андреа.

— Сегодня у тебя выходной, — улыбнулся Мараван и исчез на кухне.

Через некоторое время он снова вошёл в гостиную с подносом, на котором стоял чайный сервиз.

— Белый чай, — комментировал он, разливая заварку по чашкам. — Из верхней части серебристых листочков. Плантации Димбулы.[22]

Потом Мараван ушёл обратно на кухню и принёс оттуда две тарелки со сладостями. На каждой лежало нечто похожее на эскимо зелёного цвета, в окружении стебельков спаржи с ядовито-салатными кончиками и бордовых конфет в форме сердечек.

— Не знаю, влезет ли в меня всё это, — улыбнулась Андреа.

— Конфеты всегда влезут, — отвечал Мараван.

Он оказался прав. Откусив от «эскимо», Андреа почувствовала лакрицу, фисташки и мёд, чем-то напоминающий ярмарочные сладости. Спаржа походила на жевательный мармелад и в то же время оставалась спаржей. Сладкие и пряные «сердечки» пахли индийскими специями и вкус имели фривольный — именно так определила его про себя Андреа.

Внезапно она поразилась установившейся вокруг тишине. Даже ветер перестал стучать дождевыми каплями в оконные стёкла.

— Расскажи мне о своей семье, — попросила Андреа Маравана.

Тот молча встал, взял гостью за руку и повёл её в спальню, где была стена с фотографиями.

— Это мои братья и сёстры со своими детьми, — объяснял он, показывая на снимки. — Мои родители. Они погибли в восемьдесят третьем году, их сожгли в машине.

— За что?

— За то, что они были тамильцы.

Андреа замолчала, положив руку на плечо Маравану.

— А кто эта пожилая женщина? Та самая Нан…

— Нангай, — подсказал Мараван.

— Она выглядит мудрой, — заметила Андреа.

— Она и есть мудрая, — кивнул Мараван.

И снова стало тихо. Андреа посмотрела в окно. Там, в темноте, в слабом свете, пробивающемся из спальни, танцевали белые хлопья.

— Снег, — сказала она.

Мараван тоже взглянул туда, задёрнул занавески, потом повернулся к девушке и как будто смутился.

Андреа была сытой и довольной и всё-таки чувствовала, что до полного счастья ей чего-то недостаёт. Теперь она поняла чего.

Взяв Маравана за голову двумя руками, она привлекла его к себе и поцеловала в губы.

Апрель 2008

6

На следующее утро стало известно, что крупнейший банк страны списал со своих счетов ещё девятнадцать миллиардов при поступлении всего пятнадцати. Его президенту это стоило места.