Куль хлеба и его похождения - [28]

Попробуем, впрочем, спросить самих пахарей.

— Не завалилось ли в бороздах еще каких-нибудь злыдней, о которых мы не слыхивали?

— Как не быть — есть: спроси не меня одного, спроси любую бабу. Есть на свете злые люди, с нечистой силой знаются (вы вот смеетесь!), а задумает он на тебя худое, может в хлебе залом сделать. Соберет в пучок колосья, надломит, переломает, завяжет и скрутит: это — залом, да и не один середь поля, а в разных местах. И места вокруг все бывают истоптаны. Сожнешь залом — руки заболят: хлеба с того поля поешь — непременно умрешь. Мы его и не трогаем, обжинаем. Когда много заломов в поле, помочи не собьешь: никто не пойдет, все боятся…

— Чего боятся?

— Его боятся, нечистого. Никто не пробует.

— А попробовать бы! Я, впрочем, хаживал; заломы выдергивал: никакой беды не встречал.

— Мы колдуна звали, вином поили…

— Видно, лишнее вино было…

— Нет, ты слушай: только один колдун либо старый дед и смогут это сделать. Приходил колдун в поле к залому, разводил колосья руками, заговорил вражью силу, говорил злому духу: Коли ты спроста, так и я спроста; коли ты с хитростью, так и я с хитростью. — Вырвал залом с корнем да тут же и сжег, и пошли мы жать вперегонку…

— А он у вас водку даром выпил…

— Мы ее не жалели.

— А мне вчуже вас жалко. Я знаю уже много таких мест, где заломам совсем не верят, а знают, что это ветер сшалил, когда сильные колосья кустились, налетел не вовремя и перепутал…

Впрочем, суеверных людей убеждать трудно. С ними не сговоришься — лучше бросить и отойти прочь, на этот раз от выдуманных небывалых врагов к видимым и несомненным друзьям.

О врагах довольно.

— Конечно, довольно. Да как же пропустить вон эту вороватую птичку, которая тут же на полевой изгороди, не стыдясь и не скрываясь, натачивает маленький, но востренький носик. Это воробей, которого так и прозвали вором, таким его и в песнях зовут. Его, например, вовсе не знали в Сибири, а как завели там русские люди поля, стали сеять хлебные злаки, прилетел и воробей и поселился на хлебных полях, точно хозяин: дерзкий такой, нахальный, все сидит на изгородях…В траве коростель скрипит — птичка небольшая, но с голосом не по росту: иной земледелец ее совсем никогда не видал. Это друг хлебных злаков, птичка ест улиток, гусениц, насекомых — врагов хлебных.

Еще кто друзья хлебам?

Спросим у самих крестьян, кого бы они пожелали для своих полей.

— Известное дело — солнышко красное всему голова. Без него смерть настоящая. Пусть почаще солнышко на наши поля взглядывает: любим мы это.

Но об солнышке мы уже слышали. Еще кто приятен и мил?

— Хорошо тепло сухое, хорошо тепло и с дождиком. Всегда бы тепло, да в меру бы дождь — чего лучше? Шальной ливень с корнями вымывает хлебушко. Град налетит — нет его хуже: солому переломает, коренья выворотит. Ляжет хлебушко, и не подняться ему, и не раздышится он. Да и чем ему раздышаться? Колосья отбиты, и с корешками нет у него теперь связи, точно чужие. Надо бы кореньям соки выбирать из земли и пропускать по стеблю к колосьям, а как это теперь он сделает?

— Большой хлебу друг навоз свежий. Не перегорел бы, не вымок бы, можно и на него большие надежды класть: выводит из бед.

— Надо знать пору и время, когда что сеять. Кто это разумеет, тот редко внакладе живет.

— Надо делить поле на три поля, на три смены: посеять на будущий год озимую рожь, сжать ее, опять унавозить и до зимы вспахать успеть. Весной посеять яровое. На третий год на том поле не надо ни пахать, ни сеять, оставить под паром. Пусть кормилец наш отдохнет: тоже и поле, что человек, устает. Ты из другого хоть жилы тяни, нет в нем силы. Пожалуй, унавоживай, да на этом кнуте, что и на голодной лошадке, — на одном этом кнуте не уедешь.

— Рожь любит сухую погоду: хоть на часок, да в песок. Яровую пшеницу сеем, когда весна стоит красными днями. А на дороге грязь, так и овес князь: этого молодца хоть в воду, да в пору. Гречу велят класть в землю, когда хороша рожь и хороши травы, ячмень можно и до цвета деревьев. Яровое на хорошей земле надо сеять раньше, на худой позже. Да всего и не перескажешь.

— А почему так надо делать?

Ответа от неграмотных людей мы не дождемся.

— Так делали деды и нам наказывали. Спроси ты у солнышка ясного, спроси ты у ветра пролетного, у тучки небесной. Все они мужику помогают. Все они друзья хлебов.

В самом деле, попробуем расспросить: не расскажет ли кто-нибудь из трех несомненных друзей и благодетелей?

Спросим у буйного ветра: он везде бегает, всюду старается поспеть и, верно, все видит. Отвечает буйный ветер:

— Я налетаю бурей на леса стоячие, на столетние дерева: было бы с кем побороться. С мелкими злаками из стыда не связываюсь, да и они хитры и непокорны: налетел я — берегутся сами, приклоняются. Пошалил я раз, когда хлебные злаки покрылись цветом, — весь цвет осыпал. Когда другой раз прибежал, на поле всходов не видал. Видел: собрались мужики, руками машут, головами качают. Очень бранили меня: погубил-де все наши надежды. Посылал я им на новое поле утеху — меньшего брата: теплый и тихий ветер. Спросите у него, что он делал.

Отвечает за шального верхогляда тихий и скромный брат — теплый ветер: