Кукольных дел мастера, или История картонной дурилки - [3]

…Темно, уже темно, темно… В темноте не видно белых углов… совсем темно. Это называется ночь. Это я помню, это я знаю… Это ночь. Ночью всегда так: темно и темно. В лесу ночью тоже темно, но не так, не так… там есть огонь, есть костер, там есть танец… в танце рождается туман… туман… чтобы стать клочьями, рассыпаться в клочья, осесть на траву, стать теплом… Там так, а здесь по-другому, здесь холоднее, здесь чириканье, всё время чириканье… Я устал, понимаю слова, потому что устал… Я сам человек, мне не хочется танца, мне хочется понимать, я их понимаю, понимаю…

— Разливай.

…Льется вода. Льется совсем близко. Сидят совсем близко, льют воду. Мои углы ближе всех к ним, к ним ближе… Мне слышно, как они льют, как они пьют… снова чирикают. Я почти понимаю их сквозь ночь…

— …Вот, Коля, скажи мне: я хороший мужик?

— Хороший ты мужик.

— А чтобы хорошим, надёжным мужиком здесь быть, знаешь какая сила нужна? Ты, Коля, ещё среди нас новичок, поэтому слушай меня, запоминай, что скажу. Это, понимаешь, другой мир, нашего присутствия он не выносит, пытается переделать нас под свой лад. Мы переделываем его, а он — нас, такая вот ситуация. Поэтому если хочешь здесь выжить, надо учиться быть сильным. Слабые у нас не задерживаются. Без силы нельзя — сломаешься. А Мастера только этого и ждут, чтобы человек сломался, потерял равновесие; останется позвать — сам побежишь, как миленький. Сильным нужно быть… Давай ещё по одной…

Сильным, сила, сильным… Я знаю это слово, оно знакомо мне… Я люблю сильных, Саша… Сила есть — ума не надо. Шутишь всё. Значит, я слабый? Слабый. Ты — слабый. Спасибо. Пожалуйста. Тебя проводить? Не надо, меня проводят… Давай ещё по одной… Ты слышал, она сказала, я слабый. Наплюй ты. Дура она, вот и всё. Баба. Слабый, говорит, понимаешь?.. Что-то далекое, что-то очень старое, начало, исток, первооснова, первопричина… Что потом? Потом… Снова ночь, снова темно и холодно, моросит дождь, сыро, лужи… сыро, в лужах — отражение фонарей, свет в окнах, мертвые углы. Вода… холодная льется за шиворот. Мне холодно, холодно… Спасибо, что не кислотный, говорю я дождю. Дождь не отвечает, он собирается в водосточных трубах, потоком хлещет из труб на мостовую… потоком, мощной струей, как поток горной речки. Как на Кавказе… Когда я был на Кавказе… Что такое Кавказ? Что-то знакомое… Клочья, паутина, трава… Но танец… И, может быть, радуга над нами… Нет… Мы стоим в подворотне… это подворотня… пьяные… мы пили воду, воду… водку мы пили… Она согревает, но ненадолго. Это её свойство, её танец… Они пришли, он держал над нею зонт. Серьезный мужик… хороший мужик… сильный мужик… Но нас было больше… хоть и пьяные, но больше, больше. Мы повалили его в лужу. Он плавал в луже, он барахтался у нас под ногами… Он был жалок, жалок он был… И ветер — не ветер, ураган. Брызги в лицо. Он кричал что-то, ругался, харкал кровью. А она… она смотрела на меня, смотрела на меня… Я люблю сильных, Саша. Ты — слабый!.. Я шагнул к ней, я шагнул… Тогда — пощёчина, размахнулась и… пощёчина… Слёзы это тоже вода; когда плачешь под дождем, их не видно… Пощёчина… Всё кончено для меня, для меня всё кончено, для меня всё… для меня… меня…

…Меня зовут Саша, Шурик, Александр. Александр Евгеньевич Бородин. Семьдесят второго года рождения… Вот. Это я помню, это я вспомнил. Пойдём дальше. Чем я занимаюсь? Я дипломированный инженер, молодой специалист из Петербурга. Закончил Политехнический, совсем чуть-чуть не дотянул, чтобы с отличием, но так уж получилось, получилось так… Национальность — русский. Говорю по-русски, думаю по-русски, значит, русский. Я — русский… Дальше, дальше… Где я? Белые стены, белый потолок, грязноватый линолеум пола — комната; окошко под потолком — не окошко, а щель, бойница; кровать у стены, ножки приделаны к полу. Всё это — палата. Но где?.. Теперь знаю, теперь знаю, теперь умею говорить по-русски… Вы извините, я плохо соображаю, мне трудно, но вы не могли бы сказать, где я нахожусь. Вы бы видели, что с ним стало. У него отвисла челюсть. Не знаю, что он обо мне подумал, но вылетел пулей за дверь; я услышал, как там сразу и возбужденно загалдели незнакомые мне голоса. Или знакомые?.. Через несколько минут пришёл доктор. В белом халате, седой, высокий, подтянутый, чувствуется военная выправка. Военврач? С ним толпа ассистентов, санитары, медсесты. Набились в комнату — не продохнуть. Где-то я видел этого доктора, где-то уже видел, раньше где-то…

— Итак, — сказал он, доброжелательно глядя на меня поверх очков, присел на услужливо подставленный стул. — Вы начали говорить?

— Я вас не понимаю, доктор, — сказал я (слова мне давались с трудом; словно скользкий комок засел в горле — мешает говорить, мешает дышать). Почему «начал»? Что со мной случилось? Я в госпитале? Что-то со связками?

— Спокойнее, спокойнее, друг мой. Не нужно так волноваться. Всё уже позади, — и сразу вкрадчиво с нескрываемым любопытством: — Вы ничего не помните, Александр?

Имя! Вот! Меня зовут Саша, Александр. Фамилия — Бородин. Я — инженер и всё такое. Я вспомнил! Сразу всё вспомнил! И не осталось вопросов.