Кукла в волнах - [43]

На центральной стоянке уже стояли зачехленные самолеты эскадрильи, летавшие во вторую смену. В воздухе еще осталось несколько «Сушек».

Из домика дежурного инженера неожиданно появился Волчатников, которого я ожидал увидеть со стороны КДП, и с ним один из инженеров эскадрильи. Это был чернявый мужчина, довольно высокого роста, с большим горбатым носом. Наверное, из армян или грузин. Они забрались в кабину и сели рядом со мной, а я передвинулся на пустое место водителя.

— Смотри, Вахтанг, внимательно, — сказал Волчатников, обращаясь к инженеру, — сейчас будет садиться последняя тройка.

— У меня глаз зоркий, как у орла, — с кавказским акцентом сказал Вахтанг, — всё, что нужно увидим Серёжа.

Затем, обращаясь ко мне, Волчатников сказал:

— Витя, давай выйдем на минуту. Ты извини нас, Вахтанг, мы немного посекретничаем.

Недоумевая, что за секреты у комэски, я спрыгнул с подножки автомобиля и обошел его спереди. Мы отошли в сторону.

— Знаешь, Виктор, — сказал Волчатников, заговорщицки понизив голос, — мне, конечно, неведомо, кто творит эти дела, но догадываюсь почему. Короче, мне сказали, что у поврежденных самолетов, после того как их ремонтировали в ТЭЧ, кое-что пропадало. Ты, знаешь, что в каждом катапультируемом кресле устанавливается НАЗ?

— НАЗ? — переспросил я, смутно что-то припоминая.

— Ну да, НАЗ — «носимый аварийный запас», необходимый летчику в случае катапультирования в неизвестном районе. Туда, помимо питания и передатчика входит медицинская аптечка.

— Ну и что? Эти аптечки украли что ли?

— Не совсем так. В последнее время их, по опыту войны в Афганистане, стали комплектовать «промедолом», как мне объяснили ребята, это обезболивающее лекарство в шприц-тюбике. Допустим, ранили кого-то, через одежду вкатываешь ему «промедол» и человек избегает болевого шока. Пока все понятно?

— Вроде бы. Вы хотите сказать, что он кому-то понадобился? Для уколов? — посыпался из меня град вопросов.

— Самое главное я тебе не сказал, — Волчатников смотрел на меня, ожидая реакции на сказанное, — «промедол» это почти что наркотик, действующий как морфий.

Я был поражен. Наркотики, у нас, в Советском Союзе? До меня доходили отдаленные слухи, что в Средней Азии любили покурить «анашу», жевали какой-то наркотический табак, который называли «наз», по странной аналогии с армейским НАЗом. Но это были слухи. Это было далеко от нас и потому нереально — где-то там, на другой планете.

Волчатников был доволен произведенным эффектом.

— Да, забыл сказать, кроме «промедола» на некоторых самолетах пропадала еще мелочевка, несколько тормозных парашютов…еще что-то.

— А особисты знают?

— Наверное, — комэска пожал плечами, — какое мне дело? Знают они или нет, в любом случае это их работа. Не зря наших борцов со шпионами называют также как детский киножурнал.

— Как это? — не понял я.

Волчатников громко рассмеялся.

— Есть такой киножурнал — «Хочу всё знать», вот как еще называют особистов. Теперь всё, полезли в кабину, а то Вахтанг, наверное, заскучал один.

Напротив нас, в заходящем свете солнца, техники деловито заканчивали зачехлять отлетавшую сегодня технику. Осеннее солнце грело не так обжигающе как в июле, а приятно, словно бархатными руками гладило по коже.

Вскоре послышался гул одного за другим садившихся самолетов. Поначалу они шумели где-то далеко на полосе, потом звук стал нарастать и приближаться пока не показались истребители-бомбардировщики с включенными огнями по краям крыльев. Самолёты, с неприятным резким посвистом катились по рулежным дорожкам к центральной стоянке. Недалеко от неё летчики сбрасывали тормозные парашюты, которые тут же подбирали расторопные механики.

Последним катился самолет под номером 69. Лётчик откинул крышку фонаря, которая свечкой поднялась вверх, чтобы воздух обдувал разгоряченное лицо и так рулил к месту стоянки, поглядывая по сторонам.

Выкатившись на большой квадрат, уложенный бетонными плитами, двигатели глушились пилотами и к остановившимся самолетам сразу гурьбой подходили техники. Они цепляли за переднюю стойку шасси длинный авиационный буксир красного цвета, потом, используя его как руль, закатывали самолеты на стоянку.

Каждый раз, когда происходила эта процедура, мы втроём внимательно всматривались в группы техников и механиков. Для этих целей я достал свой бинокль и приложился к окулярам, надеясь, что это даст мне определенное преимущество в наблюдении. Вахтанг что-то бормотал про себя и сквозь его бормотание я смог уловить отдельные имена, которые он упоминал. Наиболее часто отчего-то звучало имя «Васька».

Я не выдержал и просил:

— Что там с Васькой? Кто это такой?

Вахтанг покосился на меня:

— Да, понимаешь, механик один. Что-то суетится слишком. То к одному самолету подбежит, то к другому, но к воздухозаборнику не подходил. Я следил.

— Сильно хочет помочь, вот и суется везде, где не просят. У меня в роте полно таких «активистов», — сказал я, и снова уставился в бинокль.

— Вот чёрт! — сказал Волчатников, — я думал, что всё будет просто.

На стоянку начали закатывать последний самолет под номером 69.

— Вон Васька, видишь, — указал мне инженер на небольшого щуплого солдата в техничке, взявшегося за буксир. Он встал как раз перед воздухозаборником.