Кукарача - [7]

- Я ничего у тебя не просил, - сказал Муртало тихо.

- Я - тем более!

Инга встала, подошла к шкафу, выдвинула ящик, достала кипу денег и бросила их на стол перед Муртало. Тот даже не взглянул на деньги.

- Верни мне розы, если можешь, - сказал он после долгого молчания.

- Как? - удивилась Инга.

- Как хочешь!

- Изволь! Завтра же!

- Триста шестьдесят пять корзин! Только красных роз, ни одной белой! - сказал Муртало и опорожнил бокал.

- Я их не просила... Розы увяли. Нет их. А деньги - вот они! Все двенадцать тысяч! Я их не трогала. На, бери!

- Деньги - мертвая бумага... Розы были живые...

- Я твоих намеков не понимаю! Забирай свои деньги и уходи!

- Выпей за мое здоровье, и я уйду!

- Говорят, что ты - вор, убийца, морфинист и вообще подлец!

- Говорят, - согласился Муртало.

- Кто же ты?

- Вольный человек, делаю, что хочу, как хочу и когда хочу.

- Сколько тебе лет?

- Тридцать.

- Почему все боятся тебя?

- Потому что я не боюсь никого.

- Как бы ты поступил, если бы я отказала тебе тогда... В аптеке? спросила Инга.

- Убил бы тебя! - ответил Муртало, не поднимая головы.

- А теперь?

- Теперь, если ты прогонишь меня, я убью себя...

- А меня?

- Тебя нет.

- Врешь!

Муртало достал из кармана наган, положил на стол. Ингу пробрал мороз по коже.

- Угрожаешь?

- Нет, клянусь тобой!

- Врешь! - повторила Инга, подходя вплотную к Муртало.

- Хочешь - ты убей меня!

- Знаешь, что я не в состоянии сделать это, поэтому и петушишься!

- Попробуй! За мое убийство ничего тебе не будет. Могут даже наградить!

- Много ты воображаешь о себе!

- Наоборот!

- Ладно! Уходи! Хватит тебе паясничать!

- Скорее умру, чем покину тебя!

Муртало снова наполнил свой бокал.

- Закричу! - пригрозила Инга, хотя отлично сознавала, что не вымолвит ни слова. - Закричу - прибегут соседи!

- Сколько их у тебя?

- Двадцать! - солгала девушка.

- Значит, вынесут отсюда двадцать трупов! - Муртало отпил глоток шампанского.

- Сколько же на твоем счету убитых? - Голос у Инги дрогнул.

- Не считал. Столько, сколько их заслужило смерти...

- Не по нутру мне твоя бандитская философия. Говорю тебе, уходи отсюда!

- Не старайся, Инга... Я ведь не в карты тебя выиграл... Ты для меня - божий дар!

- Завтра же заявлю в милицию!

- Вот напугала! - рассмеялся Муртало.

- Неужели ты действительно ничего не боишься?

- Боялся одного: уйти из жизни без любви... Теперь я этого не боюсь... Теперь я счастливейший человек, в мне уже безразлично, когда умереть - что сегодня, что завтра...

Не успел Муртало договорить, как Инга размахнулась и закатила ему звонкую пощечину.

- Нахал ты! Мерзавец! Убирайся вон сейчас же! Не позорь меня! Кругом люди живут!

Муртало не сдвинулся с места, только побледнел.

- Люди? Люди - толпа. Завтра они будут валяться у тебя в ногах, объявят тебя, как Марию-Магдалину, святой...

Доведенная до бешенства Инга ударила Муртало кулаком в лицо. Ударила сильно. Хлынувшая из носа Муртало кровь залила скатерть. При виде крови девушка вздрогнула. Она инстинктивно бросилась на кухню, смочила полотенце водой, вернулась в комнату. Муртало по-прежнему сидел за столом, и кровь по-прежнему капала на скатерть. Инга приложила полотенце к его лицу. Губы Муртало прижались к руке девушки, и, к своему удивлению, она не отняла руку.

До рассвета горел свет в комнате Инги. Утром, когда прикорнувшая на тахте в праздничном платье девушка проснулась, комната была пуста. И ничего, кроме пятна на скатерти, не напоминало о страшном и странном ночном госте...

Две подвальные комнаты в доме тети Марты занимал Моисей Шаптошвили. Здесь жила его семья - жена Ревекка и четырнадцатилетний сын - рыжий, веснушчатый Исхаак. Здесь же была оборудована красильня.

Расчеты с заказчиками вел Моисей, производственная же деятельность красильни целиком и полностью направлялась Ревеккой и Исхааком.

Работа в красильне кипела вовсю. Дела шли отлично. И все были довольны. Когда по утрам Ревекка развешивала на солнце ночную продукцию и когда разноцветные сорочки, платки, косынки, фартуки, чулки, носки, детские платьица, полотенца и другие предметы домашнего обихода начинали развеваться и хлопать на ветру, дворик тети Марты напоминал празднично убранный небольшой парусник, бегущий по морским волнам. Владельцем, капитаном и рулевым этого парусника был Моисей Шаптошвили. Служили на паруснике и матросы. И капитан аккуратно платил им... конфетами. А платил за то, чтобы они не выводили на пестрых парусах разные непристойные слова и рисунки. Вы, конечно, догадались, что этими матросами были мы - дети квартала.

Да, казалось, жизнь Моисея Шаптошвили течет как по маслу и производство его работает как часы. Но в то лето, когда Исхаак, трижды подряд просидевший в четвертом классе, наконец-то перешагнул в пятый, в ходе этих часов произошел перебой и в их мелодичный бой вкрались тревожные звуки.

Какой-то грешник (или грешница) сообщил по секрету Ревекке, что муж ее, Моисей, давно крутит шашни с некой Ангелиной из Сванетского квартала, что половину своих доходов он несет к ней и что в то время, как она, Ревекка, ходит в перелицованном драповом пальто, Ангелина щеголяет в каракулевой шубе.