Кухарки и горничные - [4]

— Откуда ты это узнала?

— Я, сударыня, женщина честная, а потому должна объявить: горничная мнѣ это сказала, потому что за столомъ у васъ съ бариномъ былъ разговоръ. Что-жъ, я говорю прямо. Мнѣ съ ней не дѣтей крестить.

— Говорили мы объ этомъ, дѣйствительно, говорили, — задумчиво произнесла Марья Петровна. — Но что-жъ изъ этого?

— А то, что вотъ вамъ и причина. Вы себя бережете, а я должна себя оберегать. Какъ хотите, обидно.

— Намъ еще болѣе обидно. Вотъ видишь-ли, въ лавкѣ, гдѣ ты берешь говядину, ставятъ за первый сортъ восемнадцать копѣекъ за фунтъ, а на Сѣнномъ рынкѣ такое-же мясо стоитъ пятнадцать копѣекъ фунтъ. Баринъ справлялся

— Такое, да не такое. Мясо мясу рознь. Потомъ сами будете жаловаться, что наваръ плохъ, а вѣдь это все отъ мяса. На Сѣнной за пятнадцать копѣекъ мясо лимонское, а здѣсь у нашего мясника мясо черкасское.

— Черкасское, черкасское и тамъ.

— Ну, да что объ этомъ говорить! Богъ съ нимъ, съ мясомъ, сударыня. Но дѣло, сударыня, не въ этомъ. Дѣло въ обидѣ. Дѣло въ томъ, что я дохода лишаюсь. Я женщина честная и потому передъ вами не виляю, а говорю вамъ напрямки. Съ кого-же я тогда возьму свое кухарочное положеніе! Вы женщина вразумительная и должны все это понять.

Произошла пауза. Марья Петровна что-то обдумывала и, сидя около обѣденнаго стола, крутила бахрому красной съ бѣлымъ чайной скатерти.

— Мнѣ жалко тебя, Варвара, — произнесла она наконецъ. — Ты хорошо стряпаешь, привыкла къ нашимъ вкусамъ. Не могу-ли я возмѣстить тебѣ то, что тебѣ можетъ дать мясникъ? То-есть, прибавить къ твоему жалованью. Что даетъ тебѣ мясникъ? Вѣдь не уйму же онъ даетъ тебѣ денегъ. Такъ… что-нибудь на кофей даетъ.

— Тутъ, сударыня, не въ одномъ мясникѣ сила, — отвѣчала кухарка, улыбнувшись. — Мясникъ мясникомъ, а, кромѣ того, баринъ обижаетъ меня и насчетъ дичи. Не господское это дѣло дичь покупать. Зеленщикъ тотъ, у котораго мы и дичь забираемъ, тоже обижается, что рябчики на сторонѣ берутъ, и черезъ это тѣснитъ меня. Если всякую дичь въ постороннемъ мѣстѣ баринъ будутъ брать, то что-же въ зеленой-то нашей будемъ мы брать? Какія такія закупки? Корешки для супу да капусту для щей, а этотъ товаръ пустяковъ стоитъ, отъ него кухаркѣ не много дашь.

— Милая, ты стѣсняешь свободу, стѣсняешь свободу хозяевъ, — замѣтила Марья Петровна кухаркѣ.

— А вы стѣсняете свободу мою, такъ ужъ лучше честь честью разойтиться, — отвѣчала кухарка. — Я женщина честная, чужого никогда не брала, и прямо напрямки вамъ все докладываю. Не угодно вамъ — разойдемся.

— Правомъ покупать провизію самимъ мы не можемъ поступиться, это должно остаться за нами, а потому ты мнѣ скажи — сколько-же тебѣ давали мясникъ и зеленщикъ?

Кухарка опять улыбнулась.

— Тутъ не токма что мясникъ да зеленщикъ, а и рыбакъ, сударыня. И это мнѣ обидно, что баринъ въ прошлую субботу заѣхали сами на садокъ и купили судака и красной икры. Зачѣмъ это? Развѣ я не могла-бы такой-же красной икры и такого-же судака купить у нашего рыбака? Я заплатила-бы ему тѣ-же самыя деньги, никакого-бы вамъ убытка не было, а мнѣ отъ рыбака была-бы халтура, — сказала кухарка.

— Ахъ, ужъ теперь и рыбакъ!

— А то какъ-же… Изъ-за этого живемъ… Жалованья моего, сударыня, я вамъ прямо говорю, мнѣ еле-еле на моего изверга хватаетъ. Вѣдь, вотъ онъ теперь который мѣсяцъ безъ дѣла! Все ищетъ мѣста швейцара, чтобы полегче работа была, отъ другихъ мѣстовъ отказывается, потому набалованъ онъ, и ему трудно на тяжелую работу. И вотъ все теребитъ, теребитъ меня. А ему жалованье отдамъ такъ что-же мнѣ себѣ-то?.. Только халтура отъ лавочниковъ и остается, а ея-то и нѣтъ.

— Ну, это ужъ дѣло исключительное. Сама виновата, что даешь, — отвѣчала Марья Петровна.

— Нельзя не дать-съ. Онъ вышибетъ, силой вышибетъ.

— Такъ мнѣ хочется знать, сколько-же тебѣ даютъ мясникъ, зеленщикъ и рыбакъ?

— Да вѣдь это, сударыня, трудно сказать… Какъ званые гости у васъ — сейчасъ халтура и прибавляется. Но, вотъ, вѣдь ужъ и со столовымъ масломъ тоже баринъ вздумалъ меня обижать…

— Позволь, позволь… Здѣшній лавочникъ ужасъ что деретъ за масло и, кромѣ того, прогорклое даетъ, оттого баринъ и купилъ полъ-пуда масла въ складѣ. И лучше, и дешевле…

— Въ такомъ разѣ вотъ изъ-за всего этого и увольте меня, сударыня, — проговорила кухарка. — Мѣсто у меня есть, найдено мѣсто. Такое мѣсто, гдѣ господа ни во что не входятъ. Тамъ барыня молодая, живетъ на чужія деньги. Что ей рубль, два, если она отъ одного купца заводчика десять тысячъ въ годъ получаетъ, а мало будетъ, такъ купецъ этотъ и еще ей десять прибавитъ, потому, души въ ней, какъ говорится, не чаетъ…

— Ну, это дѣло другое, — сказала Марья Петровна. — Такъ завтра уходишь?

— Могу и до послѣзавтра подождать. Я женщина честная. Зачѣмъ мнѣ васъ притѣснять? Два дня я вамъ еще постряпаю, а вы себѣ другую кухарку ищите. Даже сама могу вамъ кухарку изъ своихъ знакомыхъ предоставить. Можетъ быть, та и уживется при вашихъ порядкахъ. А я, сударыня, не могу, извините. Такъ что-же сегодня стряпать?

Начинается заказываніе обѣда.

IV

Утро. Господа сидятъ на террасѣ дачи и пьютъ чай. Горничная докладываетъ, что пришла наниматься новая кухарка. Кухарку требуютъ на террасу. Входитъ среднихъ лѣтъ женщина въ пальто со стеклярусной бахромой, въ яркомъ шелковомъ платкѣ на головѣ и съ зонтикомъ.