Кугитангская трагедия - [6]

Шрифт
Интервал

А Арзы и Янгыл в тот вечер, как всегда, вместе пригнали коз. За день они, о многом переговорили, и теперь Арзы решил, что пора объявить своим родителям, чтобы они посылали сватов в дом Ишали-ага.

Янгыл же, едва переступившую порог своей кибитки, Ишали-ага спросил:

— Не устала ли? Всё ли хорошо в горах?

— Хорошо, отец, очень хорошо! — отозвалась Янгыл, удивляясь столь необычным вопросам отца.

— Было хорошо, будет ещё лучше, — таинственно заключил Ишали-ага. — Иди к матери, она ждёт тебя.

Янгыл, войдя во вторую комнату, увидела мать за налаживанием коврового станка. Бике-эдже, взглянув на вошедшую дочь, приветливо улыбнулась:

— Ну, вот, доченька, и твоя пора наступила. Сядешь ткать свой самый лучший узор. Посмотри, какая хорошая пряжа!

Янгыл сразу всё поняла.

— Кто он, мама? — спросила она, покусывая от волнения губы.

— Разве тебе не всё равно, доченька? Да и кто спрашивает об этом? Отдадим тебя человеку достойному…

Янгыл повалилась на кошму и горько заплакала.


IV

В горах светило тёплое ласковое солнце, всё выше и выше поднимались травы, цвели кустарники, и красными островками пламенели маки.

Арзы, как и прежде, пригонял сюда коз, но ничего его теперь не радовало: ни красота гор, ни буйство весны, — юноша всё время думал о Янгыл.

Весть о том, что ей запретили выходить из дому и скоро продадут за калым, подействовала на него столь угнетающе, что первые три дня он проболел — не мог подняться с постели: Он не мог жить без Янгыл, а главное, не мог представить её в объятиях чьих-то чужих мужских рук… По ночам он бредил её именем, горел, словно на него навалилась лихорадка.

Отец юноши, видя это, заслал сватов в дом Ишали-ага. Но посланников там приняли холодно, ответили, что девушка ещё молода и её не собираются выдавать замуж. Сваты обо всём доложили отцу Арзы, а тот как мог успокоил сына. Арзы начал строить иллюзии: «Пройдёт ещё немного времени, и родители Янгыл согласятся». Ему не хотелось думать, что сватам был дан вежливый отказ.

Но именно так оно и было. Мшали-ага и думать не хотел, чтобы его дочь стала женой человека из другого, не его племени. Отказав одним, Ишали-ага зовёт не собирался скрывать, что выдаёт дочь за человека именитого и достойного. По Базар-Тёпе уже ходили слухи о скорой свадьбе Янгыл и моллы Лупулла — любимого ученика кази.

Арзы ничему этому не хотел верить, и, находясь в предгорьях со своими козами, сжигал своё сердце сомнениями: «Неужели Ишали-ага откажет?»

Тем временем Янгыл ткала свой свадебный ковёр. И пока у неё плохо это получалось. Но рядом с ней постоянно находилась мать и подсказывала, как вязать и обрезать узелки, рассказывая попутно, какие ковры бывают на свете. Мать всё время твердила, что девушка-невеста должна отобразить на ковре свою любовь к будущему мужу. Но Янгыл всё время думала о своём любимом и бедном Арзы, и ковёр у неё получался с печальными оттенками. Эрсаринская роза на ковре не цвела и не радовала, а была поникшей и толкала на глубокие раздумья о несчастной любви.

Между дел Янгыл забавлялась с малышами своего старшего брата Таджи. Глядя на двух маленьких девочек, она задумывалась о свеем будущем и сознавала, что и у неё когда-то будет ребёнок, и от мысли, что этот ребёнок будет от нелюбимого, приходила в смятение. «Ведь самое большое счастье на земле, — думала Янгыл, — когда встречаются двое, по взаимной любви соединяют свои судьбы, рождается новый, третий человек и живёт, и растёт, и переживает тех, что дали ему жизнь. И сам он в своё время кому-то подарит жизнь. И так без конца…»

Мысль о том, что ей придётся жить не с Арзы, убивала в девушке все радости жизни. Глаза её, наполненные печалью и слезами, вызывали сострадание даже у матери, но ненадолго. Бике-одже, видя, что дочь опять о чём-то думает, начинала утешать её, а потом и ругать за слёзы и вздохи. Тут же следовали правоучения и наставления о безропотном подчинении воле родителей, о законах шариата. Разбитая душевно, Янгыл снова принималась за ковёр. Руки её двигались безвольно, и в измученной душе не было ни капли надежды вырваться на свободу и встретиться со своим любимым. Да разве эта встреча спасла бы её от отчаяния и могла бы изменить что-либо в её судьбе, — ведь судьба её уже решена. Встреча с любимым только разбередила бы и без того измученное сердце.

Отчаяние же Арзы дошло до предела, когда он узнал, что очень скоро его любимую отдадут этому длинному, сухожилому, чахоточному мулле Лупулла. Арзы в отчаянии начал искать встречи с Янгыл. «А как же наша клятва? Неужели она нарушит её?» терзаясь, спрашивал, он себя и, точно повзрослев, хорошо понимал, что их клятва — всего лишь искренний порыв горячо любящих сердец, а жизнь совсем-совсем иное.

Вечерами он подходил к двору Ишали-ага и часами простаивал в надежде, что выйдет Янгыл, и им удастся встретиться вновь. Он видел её мать, отца, братьев, сестрёнок. Однажды, увидев её, Арзы подойти побоялся и только издали помахал ей рукой и заметил, что она остановилась, посмотрела в его сторону, а затем скрылась в кибитке. Он ожидал её почти до утра и, наконец, дождался. Янгыл вышла, когда уже занимался рассвет.


Еще от автора Аннамухамед Клычев
Рыбаки

Новая книга очерков — результат последующего изучения автором родного края. В ней он рассказывает об этапах развития рыбного промысла на восточном побережье Каспия, а также останавливается на развитии и современном состоянии рыбных промыслов во внутренних водоёмах республики.В очерках показана тяжёлая жизнь дореволюционного рыбака-туркмена, его борьба за лучшую долю на протяжении более двух столетий, вплоть до победы Советской власти.В описании послереволюционного периода показаны современное состояние рыбных промыслов, лучшие люди рыболовецких колхозов и Гослова восточного побережья, дан портрет сына рыбака — первого Председателя ЦИК Туркменской ССР Недирбая Айтакова.Документальные материалы и эпизоды из жизни рыбаков, связанные с трудной профессией морского лова, делают очерки живыми, убедительными.В очерках дана краткая природно-географическая справка о побережье и об истории формирования Каспийского бассейна.Книга богато иллюстрирована документальными фотографиями.Рассчитана на широкий круг читателей.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.