Кудринская хроника - [11]

Первый перекат явился перед нами, обдал шумом и водяной пылью. Мы оставили возле него Рябуху, а сами пошли вверх по реке. У следующего перепада воды застопорился Обидион, мы же с Гроховским двинулись дальше, к одному заманчивому улову. Там я брал когда-то по четыре тайменя не сходя с места. Почти невероятно, но это было! А там, где когда-то тебе повезло, надеешься на удачу вновь.

Вон она яма, омут. Вода взбаламученная, воронки хрипят, струи лижут каменный выступ. Человеку незнающему никогда не придет в голову пытать здесь рыбацкое счастье. Но я уже был тут и знаю, какую «торпеду» можно достать из глубин.

Блесна, любимый мой «шторлинг», точно летит туда, куда я ее посылаю. Проходит пять, десять минут в непрестанном кидании, однако пока ни единой поклевки, ни даже попытки броситься за блесной. Неужели тут пусто на этот раз? Спиннингиста всегда выручает терпение, сноровка. Если поблизости хоронится таймень, его можно втравить в игру: раз блеснет перед глазами, другой, и он не выдержит — кинется на блестящую «рыбку», схватит, всей силой станет прижимать ее мордой ко дну или камню. Таймень всегда так и делает — прижимает добычу, а для упора молотит красным хвостом, как лопастью.

Кидаю за разом раз. Мой спиннинг тоже сооружен из рапиры — гибкий, короткий, им очень удобно работать в зарослях, метать блесну из-за кустов и деревьев, лишь бы оказался пятачок чистого места.

В омуте крутят воронки. Вода потеряла прозрачность — пенная, сорная, и я уж подумываю оставить охоту здесь и поискать другой омуток. Но что-то меня приковало, удерживает и заставляет шлепать блесной о воду.

Владимир Григорьевич, кажется, потерял интерес, сел поодаль на камень в тени и кусает травинку. Он молчит, но я знаю, что ему хочется мне сказать: нету здесь рыбы, брось ты это пустое дело! Лучше пойти на Амур, там хоть плети клюют безотказно. Так же молча я возражаю другу: подожди, потерпи! Уж я-то изведал, сколько надо терпения, чтобы поймать тайменя…

И таймень себя выдал! В то время, когда я выкручивал леску и блесна сверкала уже почти на поверхности, готовая выскочить на воздух, показалась из омута, из преисподней откуда-то, широколобая круглая голова. Лениво раскрылся провал ее пасти, закрылся, и рыбина снова погрузилась на глубину.

— Есть! Есть! Тут крокодил обитает! — сдавленно, с бьющимся сердцем говорю я своему другу и прошу встать у меня за спиной, чтобы, если опять повторится такое, он видел это чудовище. Я меняю блесну, надеваю теперь большую, огненно-желтую, надраенную песком, самокованую. Пускаю снаряд подальше, под самую кромочку противоположного берега и, доведя до средины омута, ощущаю сильнейший рывок… И началась изнурительная борьба, в которой мы с другом урвали победу… Когда я подвел полутораметровую «торпеду» под берег, Владимир Григорьевич ловко вонзил ей багор чуть выше хвоста. И дело на том было кончено.

— Ну, ты меня заразил, затравил! — в восторге сказал Гроховский. — В полном смысле это охота. Ах, черт побери, как красиво и здорово! Сколько в нем будет весу?

— Пуда под два! А дарю я тайменя тебе. Покруче засолим, подвялим потом, и ты увезешь.

— Спасибо. Ей-богу! Но мне с такой ношей не дотащиться до Томска. У меня же еще и этюдник, и краски, и личные вещи…

— Ничего. На поезд погрузим, а там ты уж как-нибудь выгрузишься. Смотри, красавец какой! С другой рыбой его не сравнишь.

Таймень обреченно лежал на траве, он засыпал, и радужные цвета по бокам и спине стали тускнеть от воздуха, хребтина лосося темнела, а брюхо, наоборот, все больше высвечивалось, белело. Я подумал, что если бы это создание природы жило еще лет двадцать, то достигло бы центнерового веса и походило бы на бревно…

Зная по опыту, что таймени держатся парами, я еще долго исхлестывал омут в разных местах, но крупный больше не вышел (а может, его здесь и не было), зато попались подряд два таймешка килограммов по пять каждый. С этой добычей мы и вернулись.

Ноша моя была тяжела. Я выломал толстую ветку талины с рогулькой, продел ее через жабры и пасть огромной рыбины (там прошел бы и кол), взвалил на плечо и понес. Таймень хвостом бил мне по пяткам, к потному лбу и шее льнули рыжие комары, дышать становилось все тяжелее в жаре и безветрии. Ветерок, едва начавший подувать в полдень, затих, как умер. Двух таймешат несет Владимир Григорьевич. У него же и спиннинг, багор, фотокамера. Мы уже сняли друг друга с добычей и оба довольные… Спина моя взмокла и в слизи, но я готов все претерпеть, радуюсь крупной удаче и тому, что самый большой таймень в моей жизни подарен другу. Я знаю, что теперь он заинтересовался спиннинговой охотой, что отныне он щук не будет ловить «партизанским» способом, как он это делывал раньше: удочка с толстой леской, а на леске — блесна какая ни попадя. Кидай прямо, кидай влево, кидай вправо. На Оби из хищников только щука, окунь, судак — кто-нибудь из них схватится. А схватился — тащи, не дав одуматься. Может, и вытащишь. А нет — сломаешь крючок или пасть порвешь. При таком способе лова нету у рыбака возможности поводить рыбу, помучить ее, а вымучив, спокойно подать на берег. Друг мой, однако, не очень-то в россказни мои верил. А тут — убедился воочию.