Kudos - [10]

– Больше всего на свете, – сказал он, – люди не любят, когда их заставляют чувствовать себя глупыми, и если ты вызываешь эти чувства, то делаешь это за свой счет. Я, к примеру, люблю играть в теннис, – сказал он, – и знаю, что если буду играть с кем-то, кто немного лучше меня, то и сам начну играть лучше. Но если партнер сильно превосходит меня в мастерстве, он становится моим палачом, и мою игру уже ничто не спасет.

Иногда он развлекается тем, сказал он, что изучает глубины интернета, где читатели высказывают мнение о приобретенных книгах так, будто дают оценку чистящему средству. Изучая эти комментарии, он понял, что уважение к литературе довольно поверхностно и что люди всегда были способны ее ругать. В каком-то смысле даже весело видеть, что из пяти звезд Данте получает одну, а «Божественную комедию» кто-то характеризует как «полное дерьмо», но для чувствительного человека это может быть огорчительно, пока он не вспомнит, что Данте – как и другие великие писатели – основывал свое видение на глубоком понимании человеческой природы и мог сам за себя постоять. Многие его коллеги и современники рассматривают литературу как нечто хрупкое, что нуждается в защите, но это, по его мнению, позиция слабости. Точно так же он не придает большого значения тому, что литература якобы учит нас морали: совершенствоваться в игре будет только тот, кто – как он уже говорил – уступает сопернику совсем чуть-чуть.

Он откинулся назад и посмотрел на меня с довольной улыбкой.

Я сказала, что нахожу его наблюдения немного циничными, и поразительно, что он так равнодушен к справедливости, тайны которой, оставаясь для нас неясными, внушают мне – и, кажется, небезосновательно – определенный страх. На самом деле именно неясность этих тайн, сказала я, сама по себе вызывает ужас, так как если мир полон людей, творящих зло безнаказанно, и людей, живущих добродетельно без воздаяния, то искушение отбросить личную мораль может возникнуть именно в тот момент, когда эта мораль наиболее важна. Другими словами, справедливость – это то, что нужно отстаивать ради нее самой же, и независимо от того, верит он или нет, что Данте может сам за себя постоять, мне кажется, что нужно защищать его при каждой возможности.

Пока я говорила, издатель то и дело украдкой отводил взгляд от моего лица, чтобы посмотреть куда-то через мое плечо, и я повернулась и увидела женщину, которая стояла у входа в бар и в замешательстве осматривалась, заслоняя рукой глаза, будто путешественник, вглядывающийся в даль.

– Ага, – сказал он. – Вот и Линда.

Он помахал ей, и она резко помахала в ответ с таким облегчением, будто уже измучилась искать нас, хотя на самом деле мы были в баре одни.

– Я по ошибке спустилась на цокольный этаж, – сказала она, когда добралась до нашего столика. – Там внизу парковка. Все эти машины стоят рядами. Было ужасно.

Издатель рассмеялся.

– Мне не было весело, – сказала Линда. – Я чувствовала себя так, будто нахожусь в чьей-то толстой кишке. Будто здание меня переваривало.

– Мы издаем первый роман Линды, – сказал он мне. – Рецензии пока что были очень обнадеживающими.

Она была рослой, пышной женщиной с полноватыми руками и ногами и казалась еще выше из-за роскошных босоножек на высоком каблуке с множеством ремешков, которые смотрелись нелепо в сочетании с ее черным мешковатым нарядом и неуклюжим видом. Взъерошенные волосы падали ей на плечи спутанными локонами, и ее кожа была такого оттенка, будто она редко выходила из дома. У нее было круглое, рыхлое, немного испуганное лицо, и она приоткрыла рот, с изумлением наблюдая через большие очки в красной оправе за свадебным торжеством в другом конце бара.

– Что это? – спросила она озадаченно. – Они снимают кино?

Издатель объяснил, что этот отель – популярное место для проведения свадеб.

– А, – сказала она, – я думала, это какая-то шутка.

Она тяжело упала на диван нашего полукабинета, одной рукой обмахивая лицо, другой – дергая воротник своего черного наряда.

– Мы только что говорили о Данте, – любезным тоном сказал издатель.

Линда пристально посмотрела на него.

– Мы должны были прочитать его к сегодняшнему дню? – спросила она.

Он громко рассмеялся.

– Единственная тема на сегодня – это ты, – сказал он. – За это люди и платят деньги.

Мы обе слушали, как он подробно рассказывал о сегодняшнем мероприятии, в котором мы участвовали. Он представит нас, сказал он, а затем побеседует с нами несколько минут до начала чтений и задаст каждой из нас два-три вопроса.

– Но ты уже знаешь ответы, да? – спросила Линда.

Это формальность, сказал он, просто чтобы дать всем возможность расслабиться.

– Чтобы растопить лед, – сказала Линда. – Я знаю, как это делается. Хоть и люблю немного льда на поверхности, – добавила она. – Мне просто так больше нравится.

Она рассказала о чтениях, в которых участвовала в Нью-Йорке вместе с одним известным писателем. Они заранее договорились о том, как будут проходить чтения, но, когда они вышли на сцену, писатель объявил публике, что они собираются не читать, а петь. Публика встретила эту идею с энтузиазмом, и писатель встал и запел.