Кудеяр - [43]

На лице наместника возникла злая усмешка.

— Долго ли они были у Соловцова?

— Долго, боярин, я уж закоченел весь, их ожидаючи. Вышли иконописцы от Соловцова затемно и всё о чём-то лопочут. Я незаметно пошёл за ними следом, чтобы проведать, не замышляют ли они чего худого супротив тебя. Слышу, говорят о какой-то челобитной великому князю.

— Всё поведал?

— Всё, боярин.

— Плевал я на их челобитную! Великий князь мал и несмышлен, не ему указывать нам, Шуйским, что мы должны делать. А боярин Соловцов дюжа мне не нравится. Все прочие бояре поминки несут, а он, видать, и не помышляет почтить поминками наместника.

— Он не только поминки не приносит, но и хульные речи о тебе всюду говорит.

— Вон как! Так мы заставим многодумного боярина чтить наместников. Ты, Юшка, ступай на кладбище, раскопай свежую могилу, исколи рогатиною мертвеца и…

Юшка понимающе кивнул головой.

Утром ключник боярина Соловцова Аким вышел на двор, чтобы выдать кухарке съестные припасы, и обомлел: на крыльце лежал труп мужика, весь изуродованный — глаза выколоты, уши отрезаны, нос обрублен, зубы разбиты, всё тело изранено то ли ножом, то ли мечом. Ключник сразу сообразил, в чём дело. С приездом нового наместника во дворах знатных, но строптивых псковичей стали находить изуродованные трупы. Теперь, выходит, и до его хозяина Фёдора Леонтьевича добрались. Не миновать беды!

«Что же делать-то? Бежать к боярину и разбудить его? А вдруг, пока я стану будить его да сказывать, что случилось, кто-нибудь увидит мертвеца и донесёт наместнику? Лучше я наперёд спрячу его в амбаре, а уж потом доложу боярину».

Аким подозрительно осмотрелся по сторонам. Было раннее утро, на занесённой снегом улице не видно ни души. Ключник немного успокоился, рукавом смахнул пот со лба. Подхватив мертвеца за плечи, он втащил его в амбар, сунул в щель между клетями, прикрыл сеном.

Явилась кухарка. Аким поспешно выдал ей съестные припасы и хотел было бежать к Фёдору Леонтьевичу, но в это время в ворота громко постучали.

— Эй, хозяева, немедля откройте ворота, тиун наместника хочет видеть боярина Соловцова!

Испарина проступила на лице Акима, ноги его задрожали, сделались непослушными, словно тряпичными. Ворота с треском распахнулись, и во двор ввалилась орава наместничьих слуг. Впереди с важным неприступным видом шёл тиун Мисюрь Архипов, рядом с ним семенил Юшка Титов.

На крыльце дома в небрежно наброшенной на плечи бобровой шубе появился боярин Фёдор Леонтьевич, молодой и крепкий ещё мужик с чистым открытым лицом.

— Что случилось? Кто позволил вам врываться в чужой дом?

Мисюрь остановился напротив боярина, нагло оглядел его с ног до головы.

— Ведомо стало нам, боярин, что на твоём подворье случилось душегубство.

— Душегубство? Уж не приснилось ли оно тебе?

— Нет, не приснилось, боярин. Люди видели, как ты ни за что ни про что прикончил невинного человека и приказал своим людям спрятать убитого в амбаре.

Боярин перевёл взгляд на Акима.

— Фёдор Леонтьевич ни в чём не виноват, — залепетал тот. — Вышел я утром на двор, гляжу, человек убитый лежит на крыльце.

— Вот видишь, боярин, душегубство всё же приключилось, твой слуга признался в том. — Мисюрь повернулся к Акиму. — Куда же ты дел убитого боярином человека?

— Да не убивал Фёдор Леонтьевич никого, вот вам истинный крест!

— Показывай, куда подевал убитого боярином!

— Да вой он в амбаре лежит. Положил я его туда и хотел Фёдору Леонтьевичу доложить, да не успел.

— Ты нам зубы не заговаривай! Боярин убил безвинного человека, а тебе велел замести следы, чтобы никто не проведал о душегубстве. Люди всё видели и сказали мне. Кто видел, как боярин Соловцов прикончил человека?

— Я видел, — выступил вперёд Юшка Титов.

— Свяжите боярина и отведите в темницу, там мы узнаем правду подлинную и подноготную.

Слуги наместника набросились на боярина, но тот легко разметал их.

— Как перед Богом говорю вам всю правду: не убивал я никого, напраслину на меня возводит сей человек!

Из амбара выволокли мертвеца.

— Да вы гляньте, люди добрые, как изуродовал боярин безвинного человека! — на всю улицу завопил Мисюрь. Толпа в ответ заревела по-звериному. — А слуга-то его сенцом убиенного присыпал, чтобы скрыть неправое дело. Вяжите их обоих и ведите в темницу!

Соловцова опрокинули, связали и поволокли со двора. Следом со связанными руками шёл ключник Аким.

В палате великого князя митрополит Иоасаф и боярин Бельский вели беседу о государственных делах.

— Ведомо стало нам, — тихо и внятно говорил Иван Фёдорович, — что Жигимонт несколько лет назад послал сказать литовской Раде, что до истечения перемирия с Москвой остаётся только три года и потому надобно думать, как быть в случае новой войны. В своём послании он писал: «Что касается до начала войны с нашим неприятелем московским, то это дело важное, которое требует достаточного размышления. Не думаю, чтобы жители великого княжества Литовского могли одни оборонить свою землю без помощи наёмного войска. Вам, Раде нашей, известно, что первую войну начали мы скоро без приготовлений, и хотя земские поборы давались, но так как заранее казна не была снабжена деньгами, то к чему, наконец, привела эта война? Когда денег не стало, мы вынуждены были мириться. Какую пользу мы от этого получили? Если теперь мы не позаботимся, то по истечении перемирия неприятель наш московский, видя наше нерадение, к войне неготовность, замки пограничные в запущении, может послать своё войско в наше государство и причинить ему вред. Так, имея в виду войну с Москвою, объявляем вашей милости волю нашу, чтоб в остающиеся три года перемирных на каждый год был установлен побор: на первый год серебщизна по пятнадцать грошей