Куда ведет Нептун - [30]

Склянки отсчитывали минуты…

Склянки отсчитывали их морскую судьбу.

«Мальбург» бросил якоря в гавани.

Челюскин зажмурился. Харитон был бледен. Дмитрий молча смотрел в иллюминатор.

— Свистать всех наверх! — послышалась команда. — Паруса ставить!

И дудки, дудки — они засвистали со всех сторон, беспощадные, требовательные.

Краснолицый лейтенант смотрел с капитанского мостика, как школяры стремительно шлепали босыми пятками по палубе. С юта за ними же наблюдали Витус Беринг и Фархварсон. Андрей Данилович мял в руках шляпу. Беринг покусывал трубку. Взгляд его был безучастен. Что-то жесткое появилось в его лице.

Постановка и уборка парусов на судне — работа повседневная, привычная, как удары колокола по утрам и вечерам, как подъем флага. Однако сейчас аврал был необычен: в его головокружительном вихре испытывалась молодая поросль флота. За внешней суровостью Беринга скрывалась, однако, тревога за парней. Но ее нельзя показать — перед службой все равны, служба жестока, любые поблажки тут неуместны. Много лет назад он сам с дрожью в коленках стремглав несся к первой своей грот-мачте, стеньга которой покачивалась на страшной высоте. И его никто не подбодрил. И правильно. Морю нужны люди, не нуждающиеся в утешении! Море само расставит все по своим местам, определит, кто есть кто.

Беринг рано начал флотскую службу. «Мальчик из Хорсенса» — долго так называли его на корабле. Он сердился. В 16 лет Витус Иоанас Бьёринг чувствовал себя морским волком. Знал штормы, терпел кораблекрушения, побывал в Ост-Индии. А капитан Крейс, когда речь заходила о Беринге, непременно добавлял: «О, этот мальчик из Хорсенса!» В двадцать два года он стал капитаном российского флота.

Среди пробегавших парней Беринг увидел знакомое лицо. Синие глаза, твердый подбородок, слегка вздернутый нос. А вот и рыжеволосый здоровяк. Где же они виделись? Ах, да…

Лейтенант посмотрел на склянки.

— Марсовые к вантам. По сали-и-нга-ам!

Команда звучала на всю гавань, на весь залив, на все Балтийское море. Голос у лейтенанта звонкий, немилосердный.

Быстро перебирая ногами и руками, Прончищев поднимался по тугой веревочной лестнице. Не смотреть вниз. Не смотреть по сторонам. Видеть перед собой лишь крошечную решетчатую площадку на вершине мачты — марс.

Кажется, он не промедлил ни одной секунды. Перевел дыхание. Ступил на круглую площадку. И опять на всю гавань, на весь залив, на все Балтийское море:

— Па-а-а рея-я-ям!

Прончищев побежал по круглым поперечным балкам.

— Па-а-ашел шко-о-оты-ы!

Развязал снасть. То же самое рядышком делали его товарищи.

Секунда. Вторая. Третья. Мгновение — и фрегат оделся в белые одежды.

Вот бы увидела Таня!

Ригский залив — он позволил себе оглядеться — слепил нестерпимо. Казалось, гладь его, как мозаика, составлена из светло-зеленых, голубоватых, нежно-розовых ракушек.

Залив убегал к скату горизонта. Выгибался. И было чувство, что паришь над полушарием. Одни воды кругом. Всемирный потоп.

Только что казалось — на море штиль. Но распущенные паруса жадно, как глоток воздуха, уловили дремавший ветер, лениво притаившийся у берегов.

Андрей Данилович не скрыл гордости:

— Каковы, а?

Беринг коротко молвил:

— Для начала недурно. Маневр занял четыре минуты.

Беринг попросил список учеников. Пробежал его. Вот, вот — как же! Ну да, Челюскин, Прончищев. Компасный мастер говорил, что хвалил их сам Магнитский. За арифметику.

— Хороши ли в учебе Прончищев и Челюскин?

— Вы их знаете, господин Беринг?

— Имел удовольствие однажды встречаться.

Андрей Данилович засмеялся:

— Забавные парни. — И рассказал, как Прончищев при поступлении в московскую школу был уверен, что в подзорную трубу можно увидеть Санкт-Петербург.

— Теперь же с достаточной точностью наблюдает вхождение звезды за Луну.

— А Лаптевы — не родственники ли нашего галерного мастера?

— Племянники. В учении тоже успешны.

Школяры — впрочем, теперь мы можем назвать их гардемаринами — выстроены на палубе.

— Я вами доволен, — говорит Беринг. — Спасибо за службу.

Он обходит строй.

— Здравствуй, Прончищев.

— Здравия желаю, господин Беринг.

— Рад за тебя. И господин профессор дает тебе выгодные рекомендации.

Останавливается возле Челюскина.

— Так увидел теперь сам, сколько пушек на «Мальбурге»?

— Так точно.

— Книги читаешь? — Вопрос был неожидан.

Беринг отступил на два шага от строя, обвел лица гардемаринов.

— Я — адмирал, ты — капитан, — обратился к Семену. — Отвечай, как кораблю оборотиться против ветра.

Учебник Конона Зотова, а по нему Беринг и чинил экзамен, Семен знал едва ли не наизусть. Он весело гаркнул:

— Готов удовольствовать ваше любопытство. Вот требуемые команды: штюрман, крепи паруса, тяни грот-галс, отдай потихоньку брасы передних парусов.

— А ежели оборотиться судну по ветру?

Это вопрос Харитону Лаптеву.

Харитон вытянулся:

— Матрозы, слушай команду! Отдать бизань-шкот. Поднять на гитовы. Натянуть галсы у обоих парусов…

— А дальше?

Харитон молчал. Беринг укорил:

— Капитан Харитон Лаптев, вы забыли отдать булины.

— Забыл, верно. Вот черт! И как из головы выскочило?

— Ничего, теперь запомнишь навсегда, — сказал Беринг.

После «экзамента» Беринг позвал профессора в каюту. Пили горячий шоколад. Разговор с гардемаринами еще не остыл в Беринге. Он усмехнулся: «Каково? Забыл отдать булины…»