Куда ушел трамвай - [3]

- А какая? Ты уже знаешь какая, да?

- Ах, - сказала ты сокрушенно, отрываясь от двери, - мне что-то не хочется домой. К тому же у меня в груди что-то так ноет, нет, я не пойду домой.

- Хорошо, - согласилась я. - Пойдем к Нонне.

- О нет! - сказала ты. - Ноннина мама начнет нас расспрашивать про папочку и про маму, что да как, а я не хочу. Давай поедем на трамвае. Очень мне нынче хочется покататься на трамвае. Ведь у тебя есть деньги, я знаю, тебе Стасик подарил денежку.

- Что ж, поедем, - согласилась я, и мы сели в трамвай, идущий в Стропы. Мы проехали мимо дома, в котором жил Юрис, ты оглянулась на его окна, но ничего не сказала. Солнце садилось за холмами в снегу, и снег сделался оранжевым, почти теплым, а потом лиловым, деревья угрюмо шагали в гору, провалившись в снег, должно быть, по пояс. Люди входили и выходили. Ты все держалась за грудь и дышала тяжело, такое у тебя иногда бывало, и я гладила тебя по плечу. На остановке перед самыми Стропами в трамвай вошел Юрис. Ты зажмурила глаза и снова широко, счастливо раскрыла их, потом вздохнула и протянула к нему руки.

- Но ты же умер, Юрис, - сказала я ему рассудительно, - зачем теперь это скрывать? Он умер, сестричка, ты же знаешь.

Юрис презрительно ухмыльнулся.

- Вот еще, - сказал он. - Умирают старики и старушки, а я еще совсем молодой. И вообще я не к тебе, а вон к ней.

Ты всхлипнула и, обняв его за шею, усадила между нами.

- Послушай, Юрис, - снова сказала я, - раз уж ты жив или раз уж ты считаешь, что ты жив, надо и тебе взять билет. У нас есть еще деньги, хватит на порцию мороженого, но если мы купим и тебе билет, у нас останется только на концентрат "какао", который так весело грызть. Поэтому я не имею ничего против, чтобы купить тебе билет.

Юрис задумался.

- Пожалуй, мороженое все-таки лучше концентрата, - сказал он, - его больше, а концентрат маленький. Не надо брать билет, - решил он, - если что, я исчезну, и все.

- Но что это мы все едем и едем, - вдруг сказала ты, - ведь мы уже проехали конечную остановку и кольцо, вот Стропы, вот кладбище, вон могила толстого дяденьки с усами, вот крест, вон памятник с голубем, вон могилка... - ты запнулась. - Извини, Юрис, но это твоя могилка...

- Которая, - спросил Юрис, - эта? Ничуть не похоже. Ты уверена?

- Да, Юрис, - ответила я ему. - Это точно. Мне бы не хотелось огорчать тебя, но это твоя могилка.

- Не думаю, - буркнул Юрис, - над ней растет тополь, а я их всю жизнь терпеть не мог, не то что клен или сосну. Правда, мне кажется, там, за оградой, мой мяч, но я, наверное, ошибаюсь: это мяч другого мальчика.

Ты заплакала, потому что узнала мяч Юриса, это был надувной красно-бело-зеленый мяч, полуспущенный, увядший.

- Это твой мяч, Юрис, - прошептала ты, обнимая его и гладя его по лицу, - я узнаю его.

- Ну мой так мой, - недовольно проворчал Юрис, - и нечего реветь. Вот платок, дай-ка я вытру тебе нос.

- Какой у тебя чистый платок, Юрис, - сказала ты, глотая слезы, - он у тебя никогда не был таким чистым. Вернее, у тебя никогда не было платка.

- А теперь есть, - смущенно сказал Юрис.

- И эту школьную форму я на тебе никогда не видела, - сказала ты, рыдая. - Юрис, Юрис, ведь у тебя же всегда был вязаный свитер.

- Но куда мы едем? - вмешалась я. - Вот уже и кладбище скрылось из глаз.

- Не знаю, - беспечно сказал Юрис, - едем, и все, плохо, что ль?

- Нет, конечно, неплохо, но мы едем уже так долго, а ты все еще без билета. Если бы мы ехали пару остановок, можно было бы проехать зайцем, но мы едем так долго, и если у меня спросят: где билет у этого мальчика, что я отвечу?

- Кто спросит? - возразил Юрис. - Все уже вышли.

Мы оглянулись. И правда, в трамвае никого, кроме нас, не было, ни кондукторши, ни пассажиров, а кабина водителя зеленела насквозь, как аквариум, и водоросли обвили сиденье, и, слабо шевеля плавниками, там плавала зеленая звезда.

- Но где же мы, где? - спросила я. - Не пойму что-то, а ты, сестричка? Мы проехали Стропы, а дальше Строп я ничего не знаю.

- Дальше Строп - Москва, - спокойно объяснила ты, - оттуда папочка привез нам эти шубки.

- Ничего себе шубки, - одобрил Юрис.

- Юрис, а тебе не холодно без шапки? - спросила ты. - Юрис, а где твоя заячья шапка?

Юрис задумался.

- А черт его знает, - сказал он наконец, - я уже давно без шапки, и, право, мне не холодно.

- А где твое серое пальто, Юрис? - настаивала ты. - И клетчатый шарф?

- Какое это имеет значение, - пожал плечами Юрис, - нет пальто, нет шапки, что я без них, не человек, что ли? Вот только плохо, что рубашка под формой белая, больно маркая, часто придется стирать, но ничего, моряки народ аккуратный, и я часто буду стирать свою рубашку.

- Я тебе постираю, Юрис, - обещала ты.

- Послушай, - сказал Юрис, - не обнимай меня так, задушишь.

- Я боюсь, что ты снова уйдешь, Юрис, - вздрогнув, сказала ты.

- А что, пожалуй, и уйду, - ответил Юрис, - очень жаль, но дела, дела. - Он махнул рукой куда-то в сторону земли, над которой мы подымались все выше и выше. - Ух и кувыркнулся бы я с этакой высоты в сугроб! - воскликнул он. - А вот Краслава, погляди, я тут родился! Видишь? - с торжеством сказал он тебе. - Я там родился!