Куда она ушла - [3]

— Нам нужно тебя лучше маскировать, Дикарь, — говорит Олдос, как только девушки, хихикая от восторга, удаляются. Он теперь единственный, кому позволено так меня называть. Раньше это было распространенным прозвищем, по сути произошедшим из-за моей фамилии, Уайлд. (прим. пер.: игра слов, фамилия Адама — Wilde, Дикарь в оригинале — Wilde Man) Но однажды я разгромил номер в отеле, и после этого таблоиды всерьез окрестили меня «Дикарем».

Затем словно по сигналу появляется фотограф. Невозможно простоять и трех минут перед таким фешенебельным отелем, чтобы не появились папарацци.

— Адам! Брин внутри? — Совместное фото с Брин стоит четырех фото с одной моей персоной. Но после того как сверкнула первая вспышка, Олдос закрывает одной рукой объектив парня, а другой — мое лицо.

Пока он проталкивает меня внутрь, он снабжает меня основной информацией.

— Эту репортершу зовут Ванесса ЛеГранд. Она не ворчливого типа, что ты так люто ненавидишь. Она молоденькая. Не моложе тебя, думаю, ей около двадцати. Раньше писала для блога, но затем ее переманили в Shuffle.

— Для какого блога? — прерываю я его. Олдос редко так детально описывает репортеров, разве что на это есть причина.

— Не уверен. Кажется, Gabber.

— О, Олд, это же дерьмовый сайт, который только сплетни и распространяет.

— А Shuffle не распространяет. И к тому же это эксклюзив для обложки.

— Ладно. Пофигу, — отвечаю я, толкая двери, ведущие в ресторан. Внутри все столики из стекла и метала, и пуфы, обитые кожей, как и в куче прочих мест, где я бывал. Все эти рестораны думают, что они представительского класса, а на самом деле это просто чересчур стилизованные Макдольнадсы с завышенными ценами.

— Вон она, за столиком в углу, блондинка с темными прядями, — говорит Олдос. — Она милашка. Не то чтобы у тебя недостаток в милашках. Черт, не говори Брин, что я это сказал. Хорошо, забудь об этом. Я буду здесь, в баре.

Олдос останется на интервью? Вообще это работа публициста, только вот я отказался от сопровождения публицистов. Должно быть, я действительно кажусь странноватым.

— Будешь моей нянькой? — спрашиваю я.

— Нет. Просто подумал, что тебе может понадобиться поддержка.

Ванесса ЛеГранд симпатичная. Или скорее даже подойдет термин "сексуальная". Неважно. Судя по тому, как она облизывает губы и откидывает назад волосы, она осознает сей факт, а это как раз и разрушает должный эффект. Вверх по запястью извивается тату в виде змеи, и я готов поставить наш платиновый альбом на то, что у нее и на копчике есть тату. И конечно, когда она тянется за сумочкой, чтобы достать оттуда свой цифровой диктофон, из-за пояса ее джинсов с заниженной талией показывается маленькая набитая стрела, указывающая вниз. Классика жанра.

— Привет, Адам, — произносит Ванесса, заговорщически глядя на меня, словно мы старые приятели. — Можно я для начала скажу, что я ваша огромная фанатка? «Возмещение Ущерба» помог мне пережить кошмарный год после разрыва на выпускном курсе колледжа. Поэтому, спасибо.

— Эм, не за что.

— И поэтому я хочу отплатить добром за добро, написав самую лучшую статью о Shooting Star когда-либо видевшую свет. Так что как насчет того, чтобы сразу перейти к сути дела и покончить с этим.

Перейти к сути дела? Интересно, люди понимают хоть половину той чуши, что иногда слетает с их уст? Ванесса, кажется, хочет казаться дерзкой или развязной или пытается заполучить мое доверию с помощью откровенности или показать какая она настоящая, что бы это ни было, я не купился.

— Конечно, — все что я отвечаю.

Подходит официант, чтобы принять наш заказ. Ванесса заказывает салат, я — пиво. Ванесса листает свой молескин.

— Я знаю, что мы должны говорить о «Милом Кровопийце»… — начинает она.

И я мгновенно хмурюсь. Это именно то, о чем мы и должны говорить. Поэтому я здесь. Не для того, чтобы быть друзьями. Не для того, что делиться секретами, а потому, что это часть моей работы, рекламировать альбомы Shooting Star.

Ванесса вновь включает коварную соблазнительницу.

— Я слушала этот альбом неделями, а я из тех непостоянных девушек, которым трудно угодить, — смеется она. Я слышу, как Олдос недалеко от меня прочищает горло. Я перевожу взгляд на него. Он натянуто улыбается и показывает мне два поднятых вверх больших пальца. Он выглядит нелепо. Я поворачиваюсь к Ванессе и заставляю себя улыбнуться в ответ.

— И теперь, когда вышел ваш второй альбом на таком крупном лейбле, и я думаю, мы все можем согласиться, что ваше звучание определенно стало жестче, я жажду написать сравнительный анализ. О том, как вы эволюционировали из группы, играющей эмо-кор, в потомков агита-рока.

Потомков агита-рока? Подобная самолюбовательная исследовательская хрень вначале серьезно вводила меня в заблуждение. Что касается меня, я писал песни: аккорды, ритм, слова, куплеты, проигрыши и хуки. Но затем, покуда мы становились популярнее, люди начали препарировать наши песни, как лягушек в классе биологии, до тех пор, пока не остались лишь кишки — маленькие кусочки, гораздо меньшие чем то, что было в начале.

Я закатываю глаза, но Ванесса сосредоточена на своих записях.