Куда мы, папа? - [34]

Я делаю то, с чем не справились врачи и сложная аппаратура. Реанимирую тебя. Словами.

Мне не нужны твои фотографии, у меня есть память.

Не люблю фотографировать близких людей, потому что, когда их нет рядом, больно смотреть на их фото.

Такое впечатление, что фотографии нужны лишь тем, кто боится забыть. А еще мне кажется, фотографии приносят несчастья. Я бы даже сказал – фотографировать кого-то плохая примета.

У меня куча фотографий с тобой и с нами вместе. Одна мне нравится. У меня на ней длинные волосы и весьма нахальная физиономия, рядом с тобой я как серый волк рядом с хрупкой взволнованной доверчивой принцессой. И ведь вот что удивительно: я не крал свою принцессу! Она сама пришла ко мне под крылышко.

Тогда она еще не знала, что вместе мы проведем целую жизнь.

Сначала я сравнивал внезапную смерть Сильви с цунами. Теперь мне стыдно за это сравнение, особенно перед японцами. Мое цунами оставили вдовцом только одного человека, а вот японские – даже представить сложно.

Не думаю, что горе одних делает счастливыми других. Но создается впечатление, что у несчастных людей больше общего, есть о чем поговорить. И счастливые для них – незнакомцы.

Всякий раз при виде какой-нибудь твоей вещицы я расстраиваюсь. Особенно меня вгоняет в тоску твоя сумочка. Раньше, когда я возвращался домой и видел ее, уснувшую на стуле в прихожей, это было как бальзам на сердце.

Теперь твоя сумочка здесь, а тебя нет.

Гарсия Маркес написал: «Людям, которых любят, следовало бы умирать вместе со всеми их вещами».

Я забыл поблагодарить тебя за то, что ты сделала для моих детей. Матье и Тома часто приезжали по выходным из медико-педагогического центра, и мы забирали их домой в Уазу.

Тебе тогда было двадцать пять, ты никогда раньше не общалась с больными детьми, но делала это великолепно – деликатно, умно, с улыбкой.

Тома называл тебе Виви, то есть «живая» на латыни. Ты научила его застегивать молнию, но никогда не хвасталась своим достижением.

Общаться с больными детьми вдвойне сложно, если дети не твои.

Тебе повезло – ты не знала ревности. Ты даже помогла моей бывшей жене – нашла для нее и Мари квартиру. А потом пригласила ее с нами в отпуск в Португалию. И нашла ей жениха – господина Сама Любезность.

Не думаю, что они тебя поблагодарили. Наказывая тебя за успех моей книги «Куда мы, папа?», они перестали поддерживать с тобой отношения и даже цветы на похороны не принесли.

Хороши друзья. Два сапога пара.

Довольствуются малым, я имею в виду – друг другом.

Помню, как ты впервые приехала в Аррас – знакомиться с моей мамой. Она была от тебя в восторге. А сначала нервничала, считала меня безумцем, способным влюбиться в кого угодно. Ты успокоила ее. Она поняла, что сын в хороших руках и теперь для него начнется новая жизнь.

Я непременно хотел показать тебе свой кабриолет. Он стоял в гараже, его реставрировали, и он весь был чем-то перемазан. Когда машину перекрасили в белый, мы отправились на ней в деревушку д’Артуа и в Мон-Сент-Элуа. Я захватил с собой магнитофон и кассету Шарля Трене. Мы без конца слушали песню: «Когда ваше сердце стучит, весь мир вместе с ним, весь мир вместе с ним громыхает. Это любовь – бум-бум-бабах».

Тогда я и представить себе не мог, что спустя сорок лет твое сердце устроит нам такой бабах.

Вместе мы побывали в сотне домов. Самые красивые из них мне запомнились. Агент по недвижимости раздвигал пальцами паутину, и мы пересекали порог, каждый раз предчувствуя: это дом нашей мечты. Сначала мы смотрели простенькие дома, потом дело дошло до настоящих особняков. А недавно мы мечтали о монастыре с галереями. Ты хотела большой сад, а я жаждал достаточного пространства, чтобы избавиться от головокружения и расправить свои несуществующие крылья. Я хотел произнести свои последние слова в большой комнате, где мой голос будет резонировать. Мне казалось, меня ждет неминуемая скорая смерть. Но ты победила.

Ты победила, умерла первой. Теперь ты знаешь, где кончается наш путь. Когда я доставал тебя своими бреднями о смерти, ты отвечала: «Не говори глупостей, ты еще всех нас похоронишь». Надеюсь, ты ошиблась, ведь радоваться тут нечему. Оставаться труднее, чем уходить. Но не жалейте меня. Может, я здесь ненадолго.

Один из моих друзей, который теперь тоже знает, где кончается наш путь, однажды страшно меня рассмешил, сказав: «Тебе следовало умереть еще десять лет назад, тогда бы о тебе остались хорошие воспоминания». Я так смеялся, что чуть с велосипеда не упал. Возможно, мой друг был прав.

Вчера я проходил мимо больницы Сальпетриер, где ты лежала в реанимации. Невыносимое воспоминание. Я хотел уничтожить эту больницу, но никто мне не помог. Я был неправ, надо думать других людях, о тех, кого в Сальпетриер спасут. Хорошо, что у меня есть книга, которую я могу наполнить нежными ласковыми словами. Я реанимировал счастливые воспоминания о нас. Их много. Мы с тобой отлично повеселились.

Мы с Мари работаем в саду. Я подрезаю розы, а вечером проливаю на них слезы. Помню, ты любила поливать цветы, говорила – тебе нравится делать цветам что-то хорошее. Теперь я ухаживаю за ними вместо тебя. Я стараюсь, не забываю про твой сад, знаю, что ты отлично видишь издалека.