Куда идём? - [36]

Недостаточно демократичными оказались результаты выборов и на II Съезде ФНКА, где была еще более острая борьба. (Германская сторона блистала на этом Съезде полным отсутствием, чтобы ясно показать делегатам, как она будет относиться к тем, кто опять изберет не тех.)

Недемократичным было признано даже то, что ФНКА не допустила в своем руководстве террора большинства меньшинством, теми, кто, не получив в ней полной власти, стал не только игнорировать выполнение своих обязанностей в ней, но и открыто выступать против нее, все больше раскалывая ее и дискредитируя в стране и за рубежом.

Наверное и сегодня, когда те же противники ФНКА покупают региональных лидеров, чтобы собрать "внеочередной съезд" и "поправить" и I, и II съезды ФНКА, — это и есть настоящая демократия…

Даже то, что Россия, приняв отвлекающий от территориального вопроса Закон об НКА, вдобавок еще и никак не поддержала НКА, обрекая их тем самым на длительную незадействованность, германские партнеры сделали тоже виной ФНКА.

Можно, конечно, допускать, что если бы германская сторона тогда смогла абстрагироваться в своих симпатиях и антипатиях от конкретных личностей в создавшемся противостоянии и хотя бы следовать своему прежнему принципу — "относиться ко всем организациям российских немцев одинаково", то ФНКА не была бы загнана так безнадежно в угол, откуда ей оставалось только нападать на германскую политику. Можно думать, что тогда удалось бы удержать и процесс становления ФНКА в более демократических рамках, лишая аргументов сторонников установления "жесткой вертикали". Можно предполагать, что тогда и рискованные надежды на возможность совершенствования личности могли все же оправдаться.

Но гадания — не наша цель. Ясно предстают из всего этого две вещи.

Первая: германские подходы к движению российских немцев на этом этапе оказались и недопустимо противоречивыми, и однозначно ошибочными, ибо институт ФНКА — несомненно перспективный институт в национальной политике России, и игнорировать его только из-за личности лидера — это несерьезная политика.

И вторая. Как показали последующие события, и что нам можно уже здесь сегодня обозначить — даже самые горячие надежды на человека с несомненными способностями не могут оправдаться, если его личные интересы и моральные принципы не совпадают с интересами дела, на которое он поставлен. Наоборот: чем больше способностей у такого человека, тем больше и неизбежнее будет от него ущерб этому делу.

Что же касается масштабных наших различий с сегодняшним германским народом, то, пройдя разный исторический путь, мы переживаем сегодня разные процессы: мы после депортации и распыления 60 лет пытаемся собраться вместе (центростремительный процесс), они год за годом выбрасывают в другие страны 60–80 тысяч своих активных умов и рук (центробежный процесс).

У нас разные цели: для нас главное — возрождение и развитие нашего народа; для них — "европеизация", то есть растворение в ходе бурной экономической экспансии.

Мы как личности, как народ сформировались в разных общественных системах: мы считаем интересы народа, общества, страны выше своих личных интересов (и готовы ими жертвовать ради общих интересов); наши партнеры во главу угла ставят интересы и права личности.

Мы говорим на разных языках: мы на языке боли и надежд, они на языке своих правил и трезвого расчета.

Мы все еще наивно полагаем, что деньги не должны править в политике; они же привыкли деньгами делать политику ("кто платит, тот заказывает и музыку"; мы не против, если заказывают для себя, но если для нас — у нас ведь может и не быть эйфории от не той музыки и не тех исполнителей).

Мы в нашей проблеме хотим быть и являемся субъектами политики, они же нас воспринимают только как объект их проектной помощи. Поэтому мы не только говорим на разных языках, мы вдобавок часто говорим и действуем и в разных сферах. Отсюда в нашем "сотрудничестве" у нас, особенно в последнее время, и разные проблемы: для нас главное — продвигаться к политическому решению нашего вопроса, для них — обеспечить даже в российском беспорядке безупречность своей финансовой отчетности.

Отсюда многие недоразумения могут быть сняты, если о политических вопросах говорить с политиками, а о практических — с исполнителями. Пример с ФНКА — самая наглядная иллюстрация: ФНКА ждет от практиков политических подходов, а практики от фактически политической структуры требуют проектных результатов.

У нас и отношение к демократии разное: мы еще верим в то, что в демократии как в чужой религии может быть немало хорошего, но не исключаем, что может быть и что-то еще лучше нее; они уже знают, что это такое, и тем не менее обреченно убеждены, что она — конечный вывод мудрости земной. Поэтому мы для них как туземцы, а они в собственных глазах миссионеры этой когда-то и для них чужой религии.

Наши различия уже не раз приводили, и приведут еще, к разногласиям. Если мы не научимся признавать, что другой — это еще не значит плохой, не значит хуже: и мы, и они сформированы нашей жизнью так, чтобы максимально соответствовать требованиям именно своей жизни.