Куда идём? - [19]
Но сокрушительный, длящийся до сих пор удар по судьбе российских немцев нанесла Германия нападением на Советский Союз. Это был системный удар по ним: удар как начало войны для всех граждан страны; удар потому, что напали немцы; удар потому, что во всех странах, которые подмяла уже Германия, немецкие общины рассматривалась ею как своя "пятая колонна", и не всегда безосновательно; удар и потому, что в первые же дни войны немецкое население Приднестровья "стреляло по отступающим советским войскам и хлебом-солью встречало гитлеровцев". И пусть это "немецкое население" было всего лишь год как присоединено к СССР и советские немцы не имели, таким образом, никакого отношения к нему, гены ведь были одни, а значит, и вина, и наказание должны быть общие.
Тогда военачальники испрашивали указаний о выселении "неблагонадежных элементов". Сталин не задержался с ответом: "Товарищу Берия. Надо выселить с треском". Чуть позже это было сделано и со всеми советскими немцами, по принципу коллективной (или генной) вины и коллективной (генной) ответственности. А то, что гитлеровцы наступали стремительно, лишь усугубило эту вину, пусть и только предполагаемую.
Последствия того удара страшны: тяжелейшие несправедливые обвинения, депортация, ликвидация государственности, гибель трети народа на каторжной работе в трудармейских лагерях, насильственная ассимиляция, нескончаемая дискриминация во всех сферах жизни — и 60 лет тщетных надежд, страданий и борьбы за восстановление элементарной справедливости, за будущее народа.
Трудармейские лагеря для российских немцев были вполне сравнимы с концлагерями в фашистской Германии. Отличия лишь в том, что там был буковый лес, а здесь — ледяная тайга; там под конвоем ходили "враги" страны, здесь — свои; там ждали своей участи за воротами с надписью "Jedem das Seine" и издевательским "Arbeit macht frei", здесь работали как и вся страна под жертвенным лозунгом "Все для фронта, все для победы"; там начальниками лагерей для евреев были немцы, здесь как правило наоборот; там обтянутые кожей скелеты закапывали в глубокие рвы, здесь вывозили в снег, в болото, под речной лед.
Различия были и в послевоенной судьбе: там узникам концлагерей сразу свобода, внимание и до сих пор — компенсации; здесь — еще годы в тех же бараках, еще 10 лет спецпоселений и на десятилетия — клеймо пособника врага, официальная подозрительность и дискриминация. Так что советские концлагеря, а не только балет и ракеты, как в песне — тоже были "лучшие в мире".
Создание ГДР несколько смягчило тотально враждебное восприятие всего немецкого, извилистой трещиной в прежнем монолите недоверия к немцам наметило границу между национальностью и идеологией: оказалось, немцы могут быть не только фашистами, но и товарищами хотя бы по классу. Однако к российскимнемцам эти перемены не относились: мы до сих пор — единственный народ из всех пострадавших от гитлеровского нападения, несущий наказание за это нападение.
То, что у нас шестьдесят лет нет государственности, нет ни одной национальной школы, нет условий, чтобы жить опять вместе; то, что мы почти утратили свой родной язык, лишились базы своей национальной культуры и стали "народом доярок да трактористов"; то, что нас принудительным расселением по всей стране обрекли на беспрецедентное количество смешанных браков и, как последнее отчаянное средство для сохранения национальности, на массовую эмиграцию с оставлением — в который раз! — всего, что нажито было с таким трудом, и с холодно-высокомерной встречей на "исторической родине" — после всего пережитого здесь! — это тоже последствия гитлеровского нападения.
Когда речь идет о преступлениях фашизма, о жертвах и страданиях народов, наиболее постоянно и страстно звучит колокол памяти и возмездия холокоста. Другие колокола звучат все глуше, хотя жертвы, понесенные другими народами, были не меньше. В самом деле, 20 000 000 человек, которые потерял в войне советский народ — может ли кто-нибудь вообще представить себе, что это за потеря?! Каждый четвертый, которого потерял белорусский народ — вообразима ли эта катастрофа народа? А миллионы украинцев? А сотни тысяч, десятки тысяч представителей меньших народов, что составляло тоже невосполнимую долю их этносов?
В этом ряду российские немцы, потерявшие треть народа, могут, наверное, тоже позволить себе, наконец, сказать, что пострадали от той войны. И не меньше, чем другие. И что по своим последствиям нападение гитлеровской Германии для них — тот же холокост, его полное синхронное зеркальное отражение: и причины у него были те же — принадлежность к определенной национальности; и методы его осуществления те же; и результаты сопоставимы — даже если ограничивать их только временем окончания войны. Отличия же в том, что
«– Почему вы молчите? – кричу я, держась из последних сил над колодцем. – Почему вы ничего не делаете? Ведь наш двор тонет!» Повесть о трагической судьбе депортированных в начале войны немцев Поволжья.
1989-й год для нас, советских немцев, юбилейный: исполняется 225 лет со дня рождения нашего народа. В 1764 году первые немецкие колонисты прибыли, по приглашению царского правительства, из Германии на Волгу, и день их прибытия в пустую заволжскую степь стал днем рождения нового народа на Земле, народа, который сто пятьдесят три года назывался "российскими немцами" и теперь уже семьдесят два года носит название "советские немцы". В голой степи нашим предкам надо было как-то выжить в предстоящую зиму.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?