Кучум - [167]

Все забыли про главного шамана, а он неожиданно возник в центре круга, закружился, ударяя в бубен все чаще и чаще. Вдруг к нему подбежали двое мужчин, держа в руках большой кусок красной материи, и обмотали ей крутящуюся фигуру шамана, спеленав того с головы до ног. Толпа расступилась и в центр вошел широкоплечий воин в шлеме и длинным кинжалом в руках. Не раздумывая, он ударил шамана в живот и выпустил кинжал. Рукоятка торчала из тела продолжавшего кружиться шамана, а воину подали второй кинжал.

— За что он его так? — ужаснулся Ясырь. — Безоружного убивает…

Ермак едва удержал его, рвавшегося защитить старика, а уже второй и третий кинжалы вошли в шамана, но он все кружился и кружился, будто и не его вовсе поразила острая сталь.

Наконец шаман остановился, провел по телу рукой, поднял ладони вверх. Они были густо измазаны кровью. Затем он по очереди вырвал все три кинжала, бросил их на землю, размотал материю и открыл глаза, уставясь прямо на Ермака, и что-то быстро-быстро забормотал, тыча в сторону казаков пальцами.

К ним подошел тот самый воин, что втыкал в тело шамана кинжалы, и начал переводить.

— Он говорит, что вы сильный народ, храбрый народ. Духи призвали вас, чтоб защитить нас от врагов. Вы не должны уходить с нашей земли, а жить тут всегда. Мы станем дружить с вами, отдавать своих дочерей в жены. Вам нечего бояться…

— Да мы и не боимся. Тоже мне… — хмыкнул Ясырь, но Ермак так глянул на него, что он тут же замолчал.

— …Поворачивайте обратно и ставьте свои шатры у реки Иртыш. Там вам будут покровительствовать наши духи…

Дальше Ермак не слушал, потому что у него вдруг потемнело в глазах и он увидел перед собой ярко освещенное лицо Зайлы-Сузге. Она махала ему рукой, улыбалась, звала куда-то. Он невольно протянул руку вперед и коснулся чего-то мокрого, липкого. Глянул, то была кровь. Перед ним стоял шаман и что-то продолжал говорить, чуть шевеля губами, закатив вверх глаза так, что были видны лишь белки глаз.

— …Он говорит, что ты великий воин. Тебе нужно остаться на нашей земле и только здесь ты обретешь покой и счастье. Ты потерял свое лицо, но здесь ты вновь нашел его и уже не потеряешь больше. Тебя подстерегает смерть, но ты обманешь ее. Тебя долго будут помнить друзья и враги. Так говорят наши духи, — закончил он.

Шаман же протянул к Ермаку руку и жестами чего-то просил у него.

— Может, он тоже хочет проткнуть тебя кинжалом? — предположил Ясырь.

— Он просит у тебя что-нибудь на память, — пояснил им толмач. Ермак поискал глазами что бы можно дать шаману и, не найдя ничего, рванул бляху со своей кольчуги, подал ее ему. Шаман, приняв подарок, низко до земли склонился перед казачьим атаманом и тут же его сородичи рухнули на колени, протянув руки в его сторону.

— Ого, — удивился Ясырь, — да они тебя, атаман, за бога своего, видно, принимают. Во дела…

Ермак и сам был удивлен не меньше и не знал как поступить.

— Скажи им что-нибудь, — подбодрил его Мещеряк, — а то неловко выходит.

— Спасибо, что верите нам. Мы не желаем вам зла… — начал атаман, скользя взглядом по обращенным к нему лицам стариков, женщин, детей, взрослых мужчин, широко открытыми глазами глядящих на него, — мы такие же как вы и нам нечего делить, незачем воевать. Мы люди одной земли. Пьем воду из тех же рек, едим ту же пищу, смотрим на те же звезды. Скажите об этом своим соседям, пусть они передадут дальше мои слова.

Казаки почти неделю оставались на берегах Тавды, а потом, погрузив припасы, подаренные им вогульцами, отплыли обратно.

* * *

Стояла середина лета, когда под стены Кашлыка приплыл на своей долбленке старый Назис. Он долго взбирался по размытой дождями тропинке в гору, кряхтя и часто останавливаясь. Наконец он подошел к калитке и постучал в нее. Охранник поинтересовался, кто ему нужен, и рыбак ответил, что желает видеть самого атамана, чтоб тот вышел к нему сюда, на обрыв.

Ермак поздоровался со стариком, пригласил в городок, но Назис наотрез отказался, а хитро сощурившись, произнес негромко:

— Тебя желает видеть одна женщина…

— Давно ли сделался сводником? — едва удержался от смеха атаман.

— Доброе дело никому не запрещено совершать.

— Скажи мне тогда, что за женщина пожелала встретиться со мной.

— Она просила не называть своего имени, но велела передать вот эту вещь, — и Назис протянул тонкий серебряный браслет с тремя большими камнями на нем.

Ермак взял его в руки, покрутил, припоминая, и хотел было отдать браслет обратно старику, когда заметил на внутренней поверхности тонкие узоры. Внимательно вглядевшись в них, атаман решил было, что ошибся, поднял глаза на хитро улыбающегося Назиса и ощутил, как сердце быстро-быстро застучало в груди, перехватило дыхание.

— Где она? — выдохнул он.

— Ждет недалеко отсюда.

— Ты увезешь меня сейчас? Да?

— Конечно, если выдержит моя лодка.

— Пошли, — он схватил рыбака за локоть, подтолкнул к спуску с горы.

— Своих хоть предупреди.

— Эй, скажи есаулам, чтоб меня не теряли. К вечеру вернусь, — крикнул атаман стоявшему на вышке стражнику и увлек Назиса за собой.

Они долго плыли через реку в черпающей воду бортами долбленке. Назис ворчал, что, посадив такого бугая, он рискует не дожить и до вечера, но Ермак не слушал, жадно вглядываясь в противоположный берег. За каждым деревом чудилась знакомая фигура и каждая веточка, шелохнувшаяся под легким ветерком, казалась машущей призывно рукой. Наконец, лодка ткнулась в илистый берег, и он, едва не перевернув ее, выскочил на песок, увяз, но, не замечая этого, побежал дальше.